– «Хотеть» -не самое подходящее слово в такой ситуации, – отозвалась я, невольно вздрогнув. И Роман наверняка почувствовал эту дрожь. – Просто прошлое теперь ощущается гораздо ближе, чем когда мы еще сидели в машине.
Удивительно, но он понял, что я имела в виду.
– Еслиэто будет для тебя слишком или если что-то пойдет не так – подай мне знак. Какой знак вы использовали в Убежище, чтобы привлечь внимание?
Я скрестила руки на груди, касаясь пальцами плеч.
– Пойдет, – кивнул парень. – Пусть одна рука означает, что всe в порядке, – Роман прижал правую ладонь к левому плечу, – а две – что нет.
Я глубоко вдохнула:
– Пойдет.
Приянка громко забарабанила по двери, заставив меня наконец отвести от парня взгляд. Девушка глубоко вздохнула, а затем принялась ходить взад-вперед, опустив плечи и то и дело проводя пальцами по густым волосам. Я видела, что она бормочет что-то себе под нос, но мы были слишком далеко, чтобы услышать.
Наконец дверь приоткрылась. В нее высунулся лысый мужчина в темной рубашке-поло и штанах цвета хаки. Увидев его, Роман напрягся всем телом. И я тоже.
– О, слава богу! – Я хмыкнула, услышав, как Приянка неожиданно изобразила сильный южный акцент. – Сэр, я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи. Не будете ли вы так добры – я обращаюсь к вам по ужасной нужде, как южанка к южанину, как леди к джентльмену.
Я подмигнула Роману.
– Думаю, нам стоит поторопиться.
– Принято, – сказал он.
Еле слышно вздохнув, Роман разорвал кольцо моих рук. Он шел первым, не отводя взгляда от крыльца. Приянка передвинулась так, что мужчине пришлось повернуться к нам спиной.
Здесь дорожка была посыпана не обломками ракушек, как у соседнего дома, а обычным гравием. Сердце чуть не выпрыгнуло через горло, когда Роман подтолкнул меня вперед, помогая перелезть через невысокий забор, и бесшумно спрыгнул следом.
Вдоль узкой дорожки выстроились невысокие фонари и подстриженные кусты, но я не почувствовала там ни камер, ни еще каких-нибудь следящих устройств.
– Может, попробуем забраться на перила, чтобы влезть в окно? – прошептала я. – Или?…
Роман внезапно замер, и я врезалась в его спину. Он протянул руку назад – за мной или за пистолетом?…
Я осторожно выглянула из-за него.
Дорожка вывела нас на дворик, окруженный белым забором и все той же высокой живой изгородью. Небольшая грядка с цветами и какими-то овощами в форме полумесяца, в середине круглый садовый столик. Тарелка с едой – уже начатой – и корзинка вроде бы с тостами. У меня свело живот от их теплого аромата, от того, как таяло масло на блюдце.
Лицо человека, сидевшего за столом, было скрыто от нас газетой New York Times. Рядом с ним стояли кофейник и чашка. Наконец, он закрыл газету, аккуратно сложил ее пополам и посмотрел на стоящий перед ним кофейник.
Кофе. Пока он наливал его в чашку, кофейный аромат заполнил сад, смешиваясь со сладким запахом роз.
Меня окатило ледяной волной, и я застыла на месте.
Он снова выглядел собой – не как тогда, в отеле, когда мы виделись в последний раз, но как при первой встрече, в Ист-Ривере. Темные волосы снова отросли, и он немного поправился – то ли с возрастом, то ли благодаря материнской заботе. Он больше не выглядел худым, изможденным от голода, подобно большинству из нас в то ужасное время. Он выглядел сильным. Застегнутая на все пуговицы рубашка, брюки с отутюженными складками, стильные темные очки, скрывающие глаза – все это было в его духе.
Это было неправильно. Все это было неправильно. Он этого не заслужил – сидеть здесь и выглядеть таким здоровым – таким довольным. После всего, что он сделал, после того, столько людей погибло за него – из-за него, он наслаждался этим беззаботным уютным счастьем.
Словно прочитав мои мысли, он поднял взгляд и улыбнулся.
– Привет, – сказал Клэнси и поставил чашку на блюдце. – Руби предупреждала, что ты придешь.
Когда я впервые встретилась с Клэнси, это казалось прекрасным сном. В те времена никто из нас не знал, как тщательно он выстраивает жизнь в Ист-Ривере. Как управляет детьми, включая и нас четверых, словно мы были нотами в огромной симфонии хаоса, которой он тайно дирижировал, используя свой мозг. Мы были обессилевшими, голодными и отчаянно мечтали хотя бы на несколько минут оказаться в безопасности. Клэнси буквально встретил нас с распростертыми объятиями, расплываясь в своей идеальной улыбке, демонстрируя прямые и ровные зубы. Всe в нем было идеально.
Дети в Ист-Ривере буквально поклонялись ему. Он об этом позаботился. Конечно, это было частью его способностей: Клэнси мог точно определить, что именно нужно каждому конкретному человеку, что именно он хотел больше всего – и дать именно это. Мысль просто появлялась в твоем сознании, и ты принимал ее за свою собственную. И если ты все же вдруг обнаруживал, как Клэнси за тобой наблюдает, твоим первым побуждением было упрекнуть самого себя за то, что ты – плохой друг для человека, который стольким тебя одарил. В конце концов, другие восхищались им и уважали его – значит, это с тобой что-то не так, раз у тебя к нему какие-то претензии.
Но в его глазах было что-то странное. Они казались холодными как ледышки, и когда Клэнси сбрасывал маску, ты чувствовал, как этот лед пронизывает тебя насквозь.
Даже сейчас, лишенный своих способностей или памяти о тех годах, когда он был чудовищем, Клэнси, казалось, не принадлежал этому миру. Будто ему чего-то не хватало. Нас всех лишили того, чем мы могли бы стать. Может, и его тоже? А может, этого никогда у него и не было.
Он опустил очки и взглянул на меня. Я сделала шаг вперед, чувствуя нарастающую растерянность с каждым ударом ускорившегося, оглушительного пульса. Было так несправедливо: ненавидеть его до отвращения, презирать за боль, которую он причинил твоим друзьям, и в то же время настолько сильно его бояться, чтобы, увидев, испытывать только одно желание: бежать отсюда прочь.
«Ты здесь ради Руби,-напомнила я себе, сжимая руки за спиной. – Спроси его и уходи».
По моим пальцам пробежало статическое электричество и разрядилось с громким щелчком, когда Роман коснулся моей руки.
– Ах, – сказал Клэнси и снова посмотрел на свою тарелку. Его голос отчасти утратил прежнюю властность, но это по-прежнему был расслабленный и спокойный голос человека, которому от рождения досталось слишком много денег и привилегий. – Догадываюсь, что мы знакомы. Хм, Руби упоминала, что вы двое были друзьями, но она никогда не говорила, что мы с тобой встречались. Она сказала, что мне нужно быть терпеливым с другими. Люди должны понять, что не нужно переживать, если вдруг они скажут что-то не то.
– Теперь Руби дает тебе советы? – спросила я.
Он сделал еще глоток.
