– Попробуйте, – предупредила я их. – Но вы пожалеете.
В таких местах царили законы стаи. Сильные поднимались на верхушку, добиваясь своего злобой и настойчивостью, а те, кто принимал свою слабость, передавали вожакам контроль над своей жизнью. Даже в Каледонии, где все действия были расписаны по минутам, а система наблюдения контролировала каждый закоулок, подобное всe равно проявлялось в мелочах.
– Вот так, значит? – растягивая слова, проговорила эта девочка. Ее грязная кожа была смуглой. Свои нечесаные длинные волосы она скрутила в узел. Судя по росту и фигуре, я бы дала ей шестнадцать, может, семнадцать.
В ее ладонь скользнула деревянная палочка, которую она до этого прятала в рукаве форменной рубашки. Судя по заостренному концу, это был колышек для палатки. Но я смотрела не на него, а на ее руку, на которой не хватало безымянного и среднего пальцев. Узловатые шрамы на костяшках свидетельствовали о том, что родилась она с нормальной рукой.
Как только я заметила эту травму, уже было невозможно не замечать подобных деталей и у других детей. У каждого были свои шрамы: порванные мочки ушей, выбитые зубы, пустые глазницы, едва прикрытые полоской ткани.
Приянку угроза, похоже, не впечатлила.
– Что тебе проткнуть: горло или почку? Есть предпочтения? – спросила девочка, похлопывая рукой по своей палке.
Роман окинул ее ленивым взглядом.
– А ты как думаешь, Док? – Девочка обернулась к другой, стоявшей поодаль. Под ее коротко стриженными волосами виднелся ярко-красный послеоперационный шрам. Док подошла и наклонила голову набок, разглядывая нас.
– Сначала сломайте мелкую. – Ее голос звучал сонно, почти скучающе. – Те двое любят ее и будут защищать. Они сделают все, что вы скажете, если вы будете ей угрожать, но сама она подчинится вам, только если вы причините ей боль.
– Хм, – заговорила Приянка. – Не знаю, какую школу для злодеев вы закончили, но все знают, что так подробно раскрывать свои гениальные злодейские планы нужно после того, как начнете воплощать их в жизнь.
Первая девушка фыркнула, но когда она открыла рот, слова заглушил громкий звон.
«Пси», столпившиеся вокруг нас, начали расходиться, заторопившись к своим палаткам. Оттуда высыпало еще больше детей, и все они поспешили к какому-то месту, которого мы не видели.
– Пойдем, Милашка, – прогудела девочка с сонным голосом, отступая. – Разберемся с ними потом. Ты же понимаешь, что будет с остальными, если ты не появишься. Пусть эта мелочь пока поживет в страхе.
– Кто же будет вас бояться после таких предупреждений! – хмыкнула Приянка.
Первая девушка – Милашка – помедлила, но потом спрятала свое оружие снова в рукав, повязав на предплечье полоску ткани, чтобы его зафиксировать.
– Лучше слушайся свою нянечку, – сказала я.
Звон смолк так же внезапно, как и начался. Перед тем, как отправиться следом за подругой, Милашка вытянула в мою сторону палец, словно о чем-то предупреждая.
Я тоже ткнула в себя пальцем.
– Что? Хочешь, чтобы теперь я была твоей нянечкой?
– Вы двое удручающе хорошо умеете находить себе врагов, – вздохнул Роман, наблюдая за тем, как обе девушки пробираются между палатками.
– Мы, как могли, старались тебя развлечь, – сообщила ему Приянка. – Так, и что же там ожидается?
Вопрос был адресован мне, как единственному знатоку лагерей «пси».
– Понятия не имею. У нас в лагере сигналы звучали только во время побудки и…
Ох.
– Что? – переспросил Роман.
– Перед едой.
В Каледонии разные корпуса приводили в столовую по очереди. Выстроившись в молчаливую ровную очередь, мы подходили к раздаточному окну и получали одноразовую тарелку с каким-то месивом. Даже если кто-то доедал раньше, все сидели, пока не звучал сигнал, означавший, что нам позволено выйти, после чего мы бросали тарелки и пластиковые стаканчики в мусорные баки, стоящие у входа. Дети, чьи комнаты дежурили в этот день, оставались, чтобы протереть и продезинфицировать столы под пристальными взглядами СПП. Все это выглядело аккуратно и упорядоченно, как военная операция.
В этой адской дыре приемы пищи были организованы… иначе.
– Что происходит? – выдавила Приянка. – У меня галлюцинации? Это безумный сон?
Примерно в центре наиболее крупного скопления палаток в земле были установлены четыре внушительных люка. Мы подошли как раз вовремя, чтобы увидеть, как их крышки резко распахнулись, забрызгав грязью лица детей, которые уже собрались вокруг. В люках появились подъемные платформы, на которых стояли ящики. Похоже, что в них лежали готовые пайки, которые поставляла ООН. Такие же раздавали жителям, как только ООН взяла под контроль ситуацию в стране.
Милашка протолкнулась вперед. Но до того, как она оказалась у ближайшего ящика, к нему подскочила маленькая девочка, схватила паек и улизнула, юркнув между ногами столпившихся у кормушки «пси». Еще несколько малышей попытались повторить этот трюк, но их не пропустили те же дети, которых мы видели у ворот.
Последние надежды на то, что нам каким-то образом попытаются помочь, развеялись без следа.
– Итак, кого я сегодня ненавижу меньше? – проговорила Милашка, забираясь на один из ящиков. Она наклонилась и взяла один паек.
Упаковки напоминали мне обеденные наборы, которые когда-то можно было купить в супермаркетах: загадочное мясо, которое не нужно хранить в холоде, залежавшийся черствый хлеб, сублимированные фрукты и пакеты с растворимым супом и овсянкой, которые вряд ли кто-то брал.
Милашка швырнула один рацион своему приятелю, и тот рассмеялся, отпихнув мальчишку, который выглядел таким худым, что порыв ветра посильнее легко собьет его с ног. Один за другим друзья Милашки получали свою долю – а иногда даже несколько порций.
Другие сникали на глазах. Меня тревожили их безразличные лица – апатия, которая была сильнее чувства унижения или гнева из-за того, что они оказались в такой ситуации. У них едва хватало силы держаться на ногах, какое уж тут сопротивление.
Лагеря и подобные места держались на этом смирении. Когда ты отдаешь последние крохи достоинства в обмен на подобие порядка. Выживание в таких местах часто означало, что ты перестаешь сопротивляться, а взамен получаешь еду, воду и безопасность.
Тем временем наемники на верхних переходах наблюдали за происходящим, никак не пытаясь помешать. Они развлекались. Смеялись, показывая пальцами на детей помладше, которых оттеснили на самый край.
– Это отвратительно, – сказала Приянка. – Всe это. Неудивительно, что их кормят как диких животных, они ведь и пялятся на них, как в зоопарке.
Я с трудом сглотнула. Пить хотелось ужасно – во рту пересохло. На правой стене торчали краны. Три девочки воспользовались возможностью быстро помыться, пока все остальные были заняты. Промокшая форма прилипала к их телам, так что ребра торчали наружу.
