Полицейские приступили к обыску. В карманах банщика отыскали три кошелька, пустую серебряную визитницу и золотые часы немецкого производства.
– Надо выяснить, кого из колбасников ночью на вокзале обчистили, – заметил надзиратель Жук. – Тут-то Шестопалу и конец.
В витринах ссудной кассы ничего интересного не обнаружилось. Зато в несгораемом шкафу лежало много ценных предметов, часть из которых одесские сыщики сразу же опознали как краденые. Особенно бросалась в глаза бриллиантовая полупарюра
[49] из ожерелья, броши и серег. Именно такую неделю назад похитили у госпожи Крахмальниковой, жены владельца конфетной фабрики.
Дела приемщиков стали плохи. Увидев, что попались, оба побелели.
– Как звать? – зарычал на них Лыков.
– Лейба Одесский и Лейба Тульчинский.
– Это что, прозвища? Фамилии говори.
– Никак нет, ваше высокоблагородие, так и в паспорте написано.
– Откуда у вас в шкафу ворованные вещи?
– Сами не знаем.
– Приползли невзначай? Так ведь у них ног нет. Кто-то принес. Кто?
– Нам неведомо, мы люди маленькие, бедные ремесленники.
– Бедные? А откуда у тебя часы за сто рублей? Только не говори, что достались от старика отца, они совсем новые.
– Родственники подарили на пятьдесят лет, всем кагалом собирали.
– Понятно, – вздохнул коллежский советник. – Поехали в управление.
Черкасов, когда увидел полупарюру, готов был расцеловать подчиненных.
– Вот молодцы! А то меня градоначальник в пыль растер, велемши хоть из-под земли…
Лыков подмигнул губернскому секретарю, и тот напустил на себя грозный вид.
– Ну, цуцики, – обратился он к Лейбам, – теперь мы вас накажем по всей строгости закона.
Одесский с Тульчинским окончательно сникли. Лыкова они знать не знали, а вот Черкасов был грозой криминала.
Сделав глубокомысленную паузу, Андрей Яковлевич вкрадчиво добавил:
– А можем и не по всей.
Барыги навострили уши:
– А… что для этого нужно? Чтобы не по всей?
– Об этом вам скажет коллежский советник Лыков. Он служит в Петербурге, в Департаменте полиции. В кармане у него письмо за подписью самого Столыпина. Оно позволяет господину Лыкову много чего, в том числе оказывать снисхождение. Тем, кто заслужил. Итак…
Лыков подхватил с важным видом:
– Господин начальник сыскного отделения верно говорит: только тем, кто заслужил. Ваши грехи тянут на два года арестантских рот. Но можно выскочить и на год. Если поможете в одном вопросе.
– Мы всей душой, ваше высокоблагородие. Бедные ремесленники, совсем бедные… Что за вопрос-то?
– Есть такой Самуил Пружинер, старьевщик с Молдаванки. Знаете его?
– Таки знаем.
– Мне нужно найти его хавиру, где он прячет сторгованное кле.
Барыги переглянулись.
– И все?
– Да.
– А взаправду нам срок на сдюку? Если скажем.
– На любую половину.
Одесский посмотрел на Тульчинского и грустно сказал:
– Ничего сильно страшного, Лейба. А ты что думаешь?
Тот ответил еще грустнее:
– Мне он не родственник. И дважды делал Лейбе манис
[50], холера на его кишки.
– Значит, таки да?
– Таки да.
Одесский повел плечами и заявил:
– Мы готовы, пишите.
– Валяй.
– Сяма держит хавиру на Запорожской, дом семь. Внизу дом терпимости, так он устроился над ним.
– Мы съездим, убедимся. Если соврали, пеняйте на себя. Если сказали правду, я свое обещание сдержу.
Лыков с Азвестопуло прихватили надзирателя Жука и полетели на Запорожскую улицу. «Пансион без древних языков» нашли быстро. Взяли вышибалу – крепкого дядьку в морских наколках – и отправились искать квартиру блатер-каина. Дворник пытался юлить, но Жук быстро его урезонил.
Тайное убежище Пружинера указали соседи. Надзиратель сбегал за околоточным, дворник с подручным сошли за понятых. Когда взломали дверь и вошли, внутри обнаружили, как выразился Сергей, пещеру Аладдина средней руки. Вещи, среди которых оказалось много мехов и смушки, пришлось отвозить в сыскное отделение на извозчике. Золотых и серебряных изделий набрали целый чемодан. Лыкова особенно заинтересовали пачки ломбардных квитанций. Они были из разных касс и на разные имена. Видимо, блатер-каин имел целую команду подставных заемщиков.
Пружинера вторично арестовали и доставили на Преображенскую. Увидев свои сокровища, разложенные по столам, барыга сразу сник. У него словно вышел завод. На подкашивающихся ногах он подошел к стулу, со вздохом опустился на него и закрыл голову руками.
Старьевщик просидел так минуты три, потом выпрямился и сказал:
– Спрашивайте.
Глава 6
Неуловимый упырь
– Которые из квитанций получены за вещи от Балуцы? – задал первый вопрос Алексей Николаевич.
Пружинер перебрал пачки и отложил дюжину:
– Вот эти.
– Деньги за них он уже выручил?
– Да. Но есть портсигар, который Балуца хочет выкупить обратно.
Лыков насторожился:
– Что еще за новость? Зачем ему эта вещь? Чем-то дорога или тут другое?
– Другое…
Маклак запнулся.
– Боязно так-то… – пробормотал он.
– Ты не бойся, а помоги его поймать, – дал совет Азвестопуло. – Тогда и дрейфить перестанешь. Из камеры смертников куда он денется?
Старьевщик вздохнул и обратился к коллежскому советнику:
– Там есть квитанция на фамилию Апостоли.
– Эта? – показал тот.
– Да, на серебряный портсигар с эмалью. Он заложен в Первом одесском городском ломбарде. Срок заклада истекает через три дня. Балуца хочет прийти туда, будто бы перезаложить. Но это только повод…
Пружинер опять запнулся. Лыков помог ему:
– Степка хочет ограбить ломбард? А что там брать – столовое серебро? Не тянет на большой куш.
– Сам ломбард понятно, что не тянет. Но вы посмотрите, где он сидит.
– И где же?
– На Гоголя, десять. В боковом крыле Городского кредитного общества.
