– Нам дела нет до его контрабанды, – заявил питерец. – Мы подозреваем Фанариоти в более серьезном преступлении – в шпионаже.
У бакалейщика отпала челюсть:
– Спиридона? В шпионаже?
– Да. И поверьте, для подозрений есть основания.
Одессит растерянно оглянулся на одноклассника:
– А… как же так? Не может этого быть.
– Может, дружище, может, – ответил Азвестопуло. – Мы обязаны его проверить. Лучше пусть проверим мы, а не жандармы. Они так нашумят, что весь город будет знать. Поломают твоему контрагенту гешефт на годы вперед. А мы с Алексеем Николаевичем сделаем все аккуратно, без огласки. Если подозрения не подтвердятся, он останется при своих. Никто и не узнает.
– А точно у вас есть основания? Не врете?
– Зачем нам врать? – ответил Лыков. – Затевать такой обман, чтобы поймать контрабандиста средней руки? За кого вы нас принимаете? Шпионаж в Одессе имеет место. Я приехал сюда по двум линиям: МВД и Военного министерства. Вот, взгляните, письмо за подписью военного министра Сухомлинова. Немцы украли важные военные планы. Следы ведут в Одесский морской батальон, где ваш приятель служил писарем. Тут не арестантскими отделениями, тут каторгой пахнет.
Кузьминцев изучил бумагу и сказал озабоченно:
– Это явно ошибка. Спиридон – парень-хват, за хороший лаж мать с отцом на кон поставит. Но чтобы для германцев секреты воровать… Ну дела!
Бакалейщик вскочил, прошелся по комнате взад-вперед и спросил:
– Что вы хотите? И что требуется от меня?
Азвестопуло приобнял его за плечи:
– Серега, успокойся. Мы все сделаем осторожно. Если Спиридон виноват, поедет в Нерчинск, не обессудь. Если нет – продолжит поставлять тебе беспошлинный кофей.
– Насчет того, что требуется от вас, – подхватил Лыков. – Мы хотим взять его с поличным, на контрабанде. И прижать. Если он докажет, что план минирования Одесской бухты продал не он, то будем считать, что ареста не было. Мы отпустим Фанариоти.
– План минирования Одесской бухты? – побледнел Кузьминцев. – Боже ж мой. А зачем ее минировать?
– На случай войны. Чтобы не было как в тысяча восемьсот пятьдесят четвертом, когда вражеские корабли подошли и разнесли город с моря.
– И немцы украли ваш план?
– Да. Никому не говорите, это военная тайна. Теперь понятна цена вопроса?
– Теперь да.
Все трое какое-то время молчали. Потом негоциант обратился к Лыкову:
– А можно сделать так, чтобы я остался вроде как ни при чем?
– Конечно. Дайте наводку, а дальше мы сами. Ваше имя нигде не будет фигурировать.
– И если шпионаж не подтвердится, Спиридона оставят в покое?
– Обещаю.
– Тогда что же вы за полицейские?
Коллежский советник спросил в ответ:
– Я похож на человека, который гоняется за контрабандными чулками?
– Вообще-то нет.
– Правильно. Мы ищем убийцу родителей Сергея Маноловича, негодяя, которому место в аду. Тут еще Военное министерство, узнав, что буду в Одессе, попросило о помощи. Я чиновник особых поручений Департамента полиции в шестом классе. Всякая мелочь – не мой профиль.
– Хорошо. Я вас слушаю.
– Что за человек Спиридон Фанариоти? Как он связан с преступным промыслом?
Азвестопуло тут же вмешался:
– Алексей Николаевич, в Одессе выражаются иначе! Дозвольте лучше мне. – И переформулировал вопрос: – Как Спиридон связан с благородным делом беспошлинной торговли?
Кузьминцев повеселел:
– Так оно лучше. Спиридон Фанариоти – потомственный контрабандист. Еще его дед дрался с таможенной стражей. Весь в шрамах был, я его помню. Отсидел несколько лет в тюрьме, шел на каторгу, но откупился.
– Как получилось, что одессит отбывал воинскую повинность в своем городе? – опять взял слово Лыков. – Это против правил. Он должен был служить в другом месте.
– Точно я не знаю, но могу предположить, – ответил бакалейщик. – Спиридон ведь грек. Греки от природы мореходы, из них получаются лучшие рыбаки и лучшие контрабандисты. А в Одесский морской батальон набирают самых-самых.
Титулярный советник расправил плечи и заявил:
– Да, мы такие…
– Чем именно промышляет наш герой? – продолжил расспросы питерец.
– Я покупаю у него кофе, какао, оливки, специи, паштеты, греческие вина и коньяки. Еще, как мне известно, он возит турецкий табак.
– Где хранится контрабанда?
– В катакомбах, конечно. У Фанариоти есть свой участок в каменоломнях.
– Где именно? Какой номер участка?
Кузьминцев пожал плечами:
– Номера я не знаю, надо справиться в городской управе. Место скажу. Это в Дальнике.
– Вы там бывали?
– Пару раз приезжал за товаром. Обычно его доставляет мне прямо в магазин биндюжник Вовка Пасечник. Доверенный человек Спиридона и тот еще головорез.
– Часто Фанариоти там бывает? Поясню: нам надо взять его с поличным, на контрабанде.
– Вас будет только двое?
– Да, мы с Сергеем Маноловичем и никого более.
– Хм. Под землей, двое полицейских, да еще хотите взять потомственного контрабандиста… Вы хоть понимаете, чем это может кончиться?
Лыков с Азвестопуло переглянулись, и грек ответил:
– Ничем особым не кончится. Мы сцапаем отставного писаря и зададим ему вопросы. Никто не придет ему на помощь, под землей каждый сам за себя.
Кузьминцев покачал головой:
– Ты рассуждаешь, как Нат Пинкертон. А тут большие деньги замешаны.
– Это мы еще поглядим. Ты нас с Алексей Николаичем в деле не видел.
Лыков пресек их пикировку:
– Участок выработки записан на имя Фанариоти? Где он, хотя бы примерно?
– Участок его, официально. Место между Жеваховой горой и путями железнодорожной ветки на Куяльник.
– Вход кто-то караулит?
Бакалейщик напряг память:
– Вроде нет. Там добывают ракушняк, рядом все время болтаются люди. Они не контрабандисты, простые пильщики. Но в тех местах каждый поднимет тревогу, ежели увидит полицию.
На этом разговор закончился. Бывшие одноклассники удалились чуть не в обнимку, о чем-то весело перешептываясь. Азвестопуло поехал в управу наводить справки о каменоломне подозреваемого в шпионаже. А Лыков снова лег. Беседа утомила его. Головные боли не проходили, а к ночи даже усиливались. Они делались почти невыносимы, хоть на стенку лезь. Лечащий доктор предлагал снимать их уколами морфия, но сыщик пока держался. Он хорошо знал, к чему приводят такие процедуры…
