Оказавшись с чемоданом в экипаже, Алексей Николаевич приказал:
– Докладывай.
Сергей рассказал историю, приключившуюся утром.
На Пересыпи у Жеваховой горы имелся переезд через рельсы железной дороги, ведущей на Куяльницкий лиман. Рядом каменные ломки, и балагулы на тяжелых телегах круглые сутки переезжают через путь. Для его охранения и был установлен переезд. Уже двадцать семь лет его охранял один и тот же человек – Пантелеймон Белый. Дорога выстроила домик, в котором жила семья стражника. За долгие годы он успел узнать всех окрестных жителей в лицо. В свои шестьдесят лет Белый не собирался выходить в отставку. Три раза в день он садился на коня, брал винтовку и объезжал окрестности.
В полдень стражник начал очередной обход. Вдруг он увидел, как четверо мужчин спускаются с горы к станции. Незнакомцы показались Белому подозрительными: то ли воры, то ли скоки.
Он поехал навстречу, взяв винтовку наизготовку. Трое немедленно скрылись, а четвертый, молодой парень, выхватил револьвер.
С близкого расстояния негодяй ранил стражника в ногу и убил под ним коня. Пантелеймон, хоть и был мужчина в возрасте, принял бой.
Ответным огнем он зацепил парня и загнал его в яму. На помощь Белому прибежали два добровольца из обывателей.
У них почему-то обнаружились при себе револьверы. Завязалась горячая перестрелка. Гулявшая по горе публика в панике разбежалась.
Пальба продолжалась два часа без остановки. У боевика оказались полные карманы патронов. Нашлась также и бомба, которую он кинул в смелого стражника. Взрыв был такой силы, что во всей Жеваховой слободе из окон вылетели стекла. По счастью, из людей никто не пострадал.
Наконец, когда в перестрелку втянулся уже весь Пересыпский полицейский участок, парня удалось убить. Он был опознан к вечеру собственным отцом. Некий Петр Гнатюк, приезжий из крестьян, прописан на Бугаевке. Покойник был одет в два костюма: поверх одного, светлого, прикрылся другим, черным. Так обычно делают налетчики, выходя на экс.
Лыков выслушал рассказ помощника и спросил:
– Занятная история. Но почему дернули меня с лечения?
– А вот почему, – ответил Сергей, вынимая из кармана клочок бумаги. – Нашли у Гнатюка в кармане.
Лыков взял бумагу. Это оказалась его фотографическая карточка.
Кто-то снял сыщика в тот момент, когда он выходил из гостиницы.
Необыкновенно тонкая картонка, таких не выпускают в ателье.
– Что это? – не сразу сообразил питерец. – Откуда?
– Сфотографировали карманной камерой.
– Ловко. Я и не заметил. Как думаешь, кто исхитрился?
– Германцы, кто же еще.
– Для чего им мой портрет?
Азвестопуло обиженно посмотрел на шефа:
– Зря ерничаете, Алексей Николаевич. Гнатюк, и с ним еще трое, шли на станцию. У парня были при себе бомба, две сотни револьверных патронов и ваша карточка. Поезд оттуда идет на Куяльник. Какие еще доказательства требуются? Спасибо надо сказать Пантелеймону Белому. Он поступил так, как не всякий решится.
Следующую беседу с Лыковым провели полицмейстер и начальник сыскного отделения.
– Так рвануло, Алексей Николаич, что даже здесь, на Преображенской, было слышно, – начал Черкасов. – Я с девятьсот седьмого года такого не видал. Думал, и не увижу, кончились террористы. А вот, оказалось, не кончились. И охотились они на вас!
Кублицкий-Пиотух подхватил:
– Провидение уберегло, иначе не скажешь. Представляете, если бы боевики доехали до Куяльника? И там бы в вас кинули бомбу. Среди толпы отдыхающих, ни в чем не повинных людей. Какие звери наши террористы, слов нет. И теперь мы думаем…
На этих словах дверь распахнулась, и ворвался запыхавшийся Челебидаки.
– Мы думаем, надо вам домой возвращаться, в Петербург, – продолжил он фразу полицмейстера. – Третий месяц пошел. Курлов с Зотовым завалили телеграммами.
– А вы тут без меня Балуцу добьете?
– Добьем, – заявил коллежский асессор. – Теперь деваться ему некуда. Германцы после случая на шоссе откажут ему в помощи. Сами рассудите. Получили щелбана – зачем им рисковать дальше из-за какого-то убийцы? Денег у него нет, банды тоже. Вы хорошо спутали ему руки и ноги. Мы обязательно отметим это в рапорте Столыпину. Но после сегодняшнего происшествия…
– А что изменилось после сегодняшнего происшествия?
Челебидаки сел напротив сыщика и смотрел непривычно доброжелательно. Лыков не узнавал его, этого надутого самоуверенного человека словно подменили. Коллежский асессор продолжил:
– Лишь отвага шестидесятилетнего старика спасла нас от террористического акта со множеством жертв. Крепко вы наступили на хвост германцам. Они пустили в ход запрещенные приемы. Уезжайте. Хоть на время, но уезжайте из города. Это наше общее мнение, включая исправляющего должность градоначальника господина Набокова.
Одесситы дружно сверлили командированного взглядами, словно хотели сказать: проваливай!
– Так будет лучше для всех, Алексей Николаич, – добавил главный сыщик. – Не ровен час, опять кто с бомбой придет. Один раз господь уберег, а второго может и не быть. Пожалейте и себя, и нас.
– Я должен подумать, – резко ответил Лыков. Поднялся и, не прощаясь, вышел вон.
Они с Азвестопуло сели в ресторане гостиницы «Биржа» на Пушкинской. Заказали пиво, и коллежский советник спросил помощника:
– А ты что об этом думаешь?
– Без вас я Степку не поймаю.
– Это верно. Вдвоем-то никак не получается…
Сергей заговорил взволнованно:
– В том году мы уехали, не закончив дела. И погибли люди. Сейчас, если опять бросим, гадина уцелеет и снова пустится убивать.
– Но местные все за то, чтобы я уехал.
– Ну и пусть. Полномочия от Столыпина у вас в кармане. Никто в Одессе отменить их не может. Опять же, резидента мы тоже не нашли.
– Резидента… – протянул коллежский советник. – Его на самом деле ловит штабс-капитан Продан. А мы нужны лишь для отвода глаз.
– Тоже важная роль, согласитесь. Судя по акции германцев, они вас боятся. Тем легче Игорю Алексеевичу действовать в вашей тени.
– В нашей тени, – поправил титулярного советника шеф. – Себя со счетов не сбрасывай.
Он отхлебнул пива, вздохнул раз-другой и решился:
– Пойдем обратно в управление.
В кабинете полицмейстера Лыков заявил:
– Поручение премьер-министра изловить изувера не выполнено. А инициировал его сам государь. Я не могу отступить, оставив все на местную полицию. Поэтому дознание продолжается.
Полицмейстер воскликнул:
