Маккэнн оскалился.
– По-вашему, я не знаю, что вы пытаетесь провернуть? И у вас хватает наглости пробовать это на мне? Играйте в эти игры с Рори Феллоном. И Бреса прихватите, чтобы показал, как это делается. Может, чему-то научитесь. – Он отодвинулся от стола: – Я закончил.
Стив достал из внутреннего кармана семейное фото Деса Мюррея и положил на стол:
– Ты узнаешь кого-то из этих людей?
Маккэнн наклонился, собираясь отшвырнуть снимок, но замер, взял фотографию. Он держал ее и вглядывался в лица, но было видно, каких усилий стоит ему сохранять спокойствие, потому что он узнал Эвелин, потом Деса и терялся в догадках, как они связаны со всем этим. И тут эта маленькая пухлая девочка и ее неуверенная улыбка что-то напомнили. Мы следили за тем, как воспоминание отразилось на его лице, как набрало силу, как он начал понимать.
Стив указал пальцем на Десмонда Мюррея:
– Ты узнаешь этого мужчину?
Маккэнн его не слышал.
Я подалась вперед и постучала по фотографии:
– Маккэнн, кто это?
Он моргнул. Ответил невнятно, будто мозг был занят чем-то другим:
– Его зовут Десмонд Мюррей.
– Откуда ты его знаешь?
– Вы и сами знаете.
– Мы хотим услышать это от тебя.
– Он пропал. Много лет назад. Я работал над этим делом.
– А это кто? – Я переместила палец на Эвелин Мюррей.
– Его жена Эвелин.
– А это?
Мой палец лег на Ашлин. Стив придвинулся ко мне, теперь мы оба сидели лицом к лицу с Маккэнном, наблюдая за каждым его движением. После долгого молчания он произнес:
– Их дочь.
– Как ее зовут?
Вздох:
– Ашлин.
После того как имя было произнесено, повисла тишина.
– Ты действительно не помнил ее? – наконец с недоверием в голосе спросил Стив. – Я понимаю, что она выросла, но разве ее лицо не казалось тебе знакомым? Имя? Ничего?
Маккэнн после паузы медленно повел головой из стороны в сторону.
– А она тебя помнила, – сказала я.
Он все мотал головой.
– Вот поэтому-то она и сняла тебя в «Хоргансе». Не потому что западала на полицейских, не потому что ты детектив. А потому что хотела узнать, что случилось с ее отцом.
– Я думал, что это какая-то шутка, розыгрыш, – сказал Стив, – или извращенное желание вот таким способом стать поближе к отцу. (У Маккэнна дернулся уголок рта.) А когда она тебя узнала поближе, влюбилась.
Я презрительно фыркнула.
– Эй, случаются вещи и постраннее. Ты сама наверняка тоже так считала?
Маккэнн вскинул голову, и яростная надежда в его глазах ужасала.
Я взяла телефон и принялась копаться в нем, чувствуя, как Маккэнн изо всех сил старается не смотреть. А вот и листок со сказкой Ашлин.
– Вот, почитай, – я протянула телефон Маккэнну.
Во время чтения он несколько раз закрывал глаза. Закончив, очень медленно, неуверенно, будто пьяный, положил телефон на стол. На нас он не смотрел.
– Узнал почерк?
Кивок.
– Чей?
Спустя секунду:
– Ашлин.
– Да. А злодей в сказке? Разрушивший ее жизнь и жизнь которого она хотела разрушить? Ты знаешь, кто это, правда?
Маккэнн не ответил. Я слышала его дыхание, тяжелые всхрипы в густом перегретом воздухе.
Когда стало ясно, что он не собирается говорить, я сказала:
– Это ты, Маккэнн. Ты, понимаешь?
Ни звука. Ладонь накрывала телефон с фото на экране.
Я придвинулась, пристукнула по столу.
– Сосредоточься. Я хочу, чтобы ты досконально понял, почему все произошло.
Его веки дернулись. Он уже догадывался, но ему этого было недостаточно. Он отчаянно хотел услышать все, до конца.
– Помнишь, как вы беседовали с Ашлин о деле ее отца?
– Я никогда не называл имен.
Я рассмеялась. Из всего, что его волновало, он упомянул именно это. Чтобы мы, Иисусе ты наш, не подумали, будто он способен вести себя непрофессионально.
– Да тебе и не надо было. Она же отлично знала, о ком идет речь. Она ведь направляла беседу. Так ты помнишь, что ей говорил?
– Как мы отследили его в Англии… Как нашли его там с этой… Ашлин и словом не обмолвилась. И бровью не повела. Просто слушала и кивала…
– О, она была хороша. Ашлин была гораздо круче, чем ты мог даже представить. Ты рассказал ей про свой разговор с ее отцом? Рассказал, как он попросил передать Ашлин и ее матери, что с ним все в порядке, а ты решил не говорить ничего?
Маккэнн поднял на меня глаза:
– Ты не видела Эвелин Мюррей. Утонченная, скромная, милая. Будто сошла со страниц старого романа. Она и умерла в конце концов от чахотки или чего-то такого, потому что этот мир был ей не по силам. Она была из стекла. – По моему лицу расползлась улыбка, и он заорал: – Да пошла ты! Я с ней не спал. Я и пальцем до нее не дотронулся.
– Ладно. Но если ты так о ней заботился, почему не сказал ей правду?
– Потому что если бы она узнала, что ее муж сбежал с молоденькой, то не пережила бы. Рассыпалась в пыль. Я не хотел стать тому причиной.
– Но это не помешало тебе забрать весь остаток ее жизни. Все, что происходило с ней после того, как ты появился у нее дома, каждое ее действие, каждая ее мысль – все замарано твоими отпечатками. И ты знал, что так и будет.
Я наклонилась над допросным столом, намеренно узким, чтобы можно было подобраться поближе к допрашиваемому, я хотела рассмотреть каждый волосок в щетине этого ублюдка, ощутить чайный душок в его дыхании, запашок несвежей одежды, едкую вонь страха и ярости. Я была близка настолько, что могла выпить из него всю кровь.
– Не обманывай себя, Маккэнн. Ты ведь из-за этого промолчал, да? Эвелин заполучить не мог, но тебе нравилось сознавать, что вся ее жизнь отныне принадлежит тебе. Что ты накрыл ее своей тенью. Просыпаясь, она спрашивала себя, заглянет ли нынче детектив, вздрагивала от каждого телефонного звонка, и каждый раз, когда ей снилось, что он мертв, она принадлежала тебе. Ты думал об этом, когда жена не давала тебе и ты лежал рядом с ней и мечтал об очаровательной малышке Эвелин? Тебя заводило, что все ее поступки, все ее мысли отныне – это твоих рук дело?
Запавшие голубые глаза смотрели в упор. Никогда прежде я не видела столько ненависти, направленной на меня. Такая ненависть способна возникнуть только среди близких, в семье, между друзьями. Я ткнула пальцем точно меж ребер, туда, где больнее всего, где все скрыто от всех. Он был целиком мой.
