Автоматизированные кормушки распределяли по резервуарам кормовые гранулы каждые час или два, в зависимости от установленного режима кормления. Мешки корма для рыб были сложены у стены помещения. Я взглянул на длинный список компонентов, который включал жир домашней птицы, рыбий жир, растительное масло и пшеничную клейковину. В нем не упоминалось никаких названий видов рыбы, но там почти наверняка был менхэден. Крис открыл мешок, так что я смог увидеть маленькие темно-бордовые шарики по полсантиметра диаметром, которые показались мне похожими на сухой кошачий корм. Я попробовал один из них. Консистенцией он напоминал твердый крекер из цельнозерновой муки. Вкус был слегка маслянистым и солоноватым, но все равно приятным.
Мы осмотрели маленькие чаны с сотнями пестряток
[674], длиной от 2,5 до 5 сантиметров каждая. Мы обсуждали уродства челюстей, вспышки желудочно-кишечных расстройств, протоколы исследований и иерархию доминирования (у рыб, а не у работников). Наша экскурсия закончилась в конце здания, где рыб забивали. В FI убою предшествуют семь дней без пищи. Это нужно для очистки рыб от «привкуса», который может накапливаться в мускульной ткани рыб при некоторых системах выращивания и снижает их вкусовые качества для потребителей. Крис рассказал мне, что некоторых рыб-производителей, используемых для получения икры, морят голодом в течение семи или восьми месяцев, полагая, что это улучшает качество их икры. Он считает это отвратительным с точки зрения их здоровья.
Крис показал мне и резервуар-накопитель, в который рыбы помещаются непосредственно перед тем, как встретят свой конец. Это сооружение из нержавеющей стали примерно 2,5 метра в длину, прямоугольное с глубокого конца; его средняя часть сужается в воронку на рабочем конце. На воронку установлено пневматическое устройство, которое наносит оглушающий удар по голове рыбы, когда та вынуждена проплывать через воронку; одновременно с обеих сторон выскакивают острые лезвия, которые прорезают жабры для стока крови. Крис рассказал мне, что это устройство очень эффективно; в случаях, когда рыба не убита (например, когда она попадает в воронку не тем концом или кверху брюхом), рабочий у водостока за оглушающим устройством добивает ее ручной дубинкой по голове. Однако он признался, что медленный темп умерщвления на его устройстве помогает поддерживать равномерный темп забоя и что на крупных промышленных установках все может быть совсем по-другому.
Умирающие, чтобы быть съеденными
Промышленные установки для убоя рыб – это нечто вроде искусства в убийстве. Большинство из тех огромных масс рыб, убитых ради нашего потребления, умирает совсем иначе. В открытом море один только улов кошелькового невода может содержать полмиллиона рыб, если это сельдь
[675], а если это более крупный вид вроде перуанской ставриды (Trachurus murphyi), то сеть может содержать сотню тысяч рыб. Рыбы, пойманные таким образом, раздавливаются весом тысяч других особей, когда сеть затягивается и выбирается к поверхности воды, перед тем, как быть поднятой на борт. Иногда в кошельковый трал опускают погружной рыбонасос, чтобы засасывать рыбу, словно пылесосом, затем перемещать ее в водоотделители и далее в хранилища под палубу. Любая рыба, которая переживет эти события, с наибольшей вероятностью умрет от кислородного голодания, пока ее бесполезно раскрывающиеся жабры будут пытаться извлечь кислород из воздуха.
Если вы – рыба, попавшаяся на крючок яруса, то вы будете томиться наколотой часы, а иногда и дни, пока вас будут тянуть полтора километра или больше к палубе судна. Там, если вы еще не мертвы, вы, скорее всего, погибнете от удушья. Вам также придется выдержать укусы хищников, от которых, разумеется, вы не сможете спастись.
Рыбы, живущие глубже, сталкиваются с другой опасностью: с декомпрессией. Декомпрессия наносит ущерб рыбам в том числе потому, что их наполненные газом плавательные пузыри, призванные управлять плавучестью, расширяются, когда рыбу поднимают на поверхность. Когда плавательный пузырь раздувается, он давит на окружающие органы, что может вызвать нарушение их работы. Больше дюжины исследований, опубликованных между 1964 и 2011 годами, зафиксировали смертельные или сублетальные повреждения из-за декомпрессии у рыб, добытых в ходе промышленного лова или спортивной рыбалки. Вот этот омерзительный список: выворот пищевода (пищевод выпячивается наружу и вываливается через рот), экзофтальмия (выпирание глаз из орбит), артериальная эмболия (внезапная остановка кровотока из-за закупорки газовыми пузырями), эмболия почек, кровоизлияния, скручивание внутренних органов, повреждения или смещение органов, окружающих плавательный пузырь, и клоакальный пролапс – рыбий вариант геморроя
[676].
Рыбам, выращенным в неволе, не приходится умирать от декомпрессии, раздавливания или попадания на крючок, но им от этого точно не легче. Сделанный в 2002 году обзор исследований убоя рыб показал, что степень страдания рыб является «очень сильной», когда они обескровливаются (обычно путем разрезания жабр острым ножом), обезглавливаются, помещаются в солевую или аммиачную ванну (с 1999 года запрещена в Германии как негуманный способ умерщвления угрей) или оглушаются электрическим током
[677]. Асфиксия, удушье на холоде, наркоз углекислым газом и бескислородные водные ванны классифицировалось как порождающие меньшие, но тем не менее «сильные» страдания. Некоторые из этих методов могут вызвать обездвижение
[678], предшествующее потере чувствительности, что вызывает иллюзию, будто страдание прекратилось, когда оно еще продолжается. Смерть на льду не считается щадящей, потому что продлевает процесс удушения. При комнатной температуре взрослому лососю нужно около двух с половиной минут, чтобы потерять сознание, и одиннадцать минут, прежде чем прекратятся все движения, тогда как при температуре, близкой к точке замерзания, это продолжается гораздо дольше: больше девяти минут и более трех часов соответственно.
Сопутствующий ущерб
