Конец XX века застал беспрецедентный прогресс в отношении к животным, включая подъем все более современного и успешного движения за права животных. В XXI веке эти тенденции продолжают усиливаться. Общество защиты животных Соединенных Штатов Америки, самая влиятельная в мире организация по защите животных, сообщает, что с 2004 года в США было подписано более тысячи законов о защите животных – количество, сравнимое с общим числом законов о защите животных, принятых за всю историю страны до 2000 года. В 1985 году жестокое обращение с животными считалось уголовным преступлением всего лишь в четырех американских штатах; к 2014 году такие законы приняли все пятьдесят. Общественный протест против убийства знаменитого африканского льва по имени Сесил американским дантистом в июле 2015 года иллюстрирует растущую симпатию к тяжелому положению животных. За одну неделю имя Сесила стало известно всем, и почти 1,2 миллиона человек подписали онлайн-петицию «Правосудие для Сесила».
Но лев куда обаятельнее, чем крылатка. Я полагаю, что главный источник наших предубеждений против рыб – их неспособность выразить то, что мы связываем с наличием чувств. «Рыбы всегда в иной стихии, безмолвные и без эмоций, безногие и с холодными глазами»
[719], – пишет Джонатан Сафран Фоэр в книге «Мясо. Eating Animals»
[720]. Мы отчаиваемся, пытаясь увидеть в «стеклянных» рыбьих глазах хоть что-то большее, чем бессмысленный взгляд. Мы не слышим криков и не видим слез, когда рот рыбы проколот, а тело ее вытаскивают из воды. Немигающие глаза рыб постоянно омывались водой, не нуждаясь в веках, – и это усиливает иллюзию того, что рыбы ничего не чувствуют. Из-за отсутствия стимулов, которые обычно вызывают у нас сочувствие, мы равнодушны к бедственному положению рыб.
Чего нам не удается принять во внимание, когда неясно, кому сочувствовать, – так это того, что существо, о котором речь, находится вне родной стихии. Кричать от боли в воздухе для рыбы столь же бессмысленно, как для нас – кричать от боли, когда мы находимся под водой. Рыбы приспособлены к функционированию, общению и самовыражению под водой. Многие из них издают звуки, когда травмированы, но эти звуки эволюционно предназначены для распространения под водой и редко позволяют нам услышать их. Даже когда мы можем увидеть признаки бедственного положения – подпрыгивание, удары хвостом, открывание и закрывание жабр, если животные тщетно пытаются получить кислород, – если мы со школы уверены, что это лишь рефлекторные действия, мы можем их игнорировать, полагая, что беспокоиться не о чем.
В настоящее время мы знаем о рыбах гораздо больше, чем сто лет назад, но даже в этом случае все, что мы знаем, – лишь крошечная часть того, что знают сами рыбы. Из 30 000 (с лишним) их видов, описанных на данный момент, более-менее подробно было изучено всего лишь несколько сотен. Те из них, о которых вы прочитали в этой книге, – своего рода рыбы-знаменитости. Самая изученная из них – данио-рерио (Danio rerio), «лабораторная крыса» в мире рыб, – была предметом более чем 25 000 опубликованных научных статей, свыше 2000 из которых вышло в 2015 году. (Но нам не стоит завидовать данио-рерио: многие из этих исследований были негуманными.) Это наглядно иллюстрирует ту бездну исследований и открытий, предметом которых теоретически мог бы стать любой из видов рыб.
В предыдущем разделе основное внимание было уделено тому, как мы эксплуатируем рыб и злоупотребляем этим. Но наше отношение к рыбам конечно же не всегда останется безразличным: по мере того как расширяются наши знания, мы становимся все более обеспокоенными их благополучием. Когда я сделал неофициальный онлайн-запрос «благополучие рыб», база научных публикаций Ingenta Connect выдала семьдесят одну ссылку, из которых шестьдесят девять – на материалы, опубликованные после 2002 года. Работая над этой книгой, я все время получал сообщения от множества корреспондентов, которые обожают рыб и никогда не стремились причинять им вред.
Многим из этих людей нравится в рыбах совсем не то, чем они похожи на нас. В них прекрасно и в равной степени достойно уважения именно то, чем они на нас не похожи. Иные способы их существования в мире – источник обаяния и восхищения, а также причина для симпатии. Мы можем установить связь через пропасть, разделяющую нас. Так было, когда я чувствовал нежное пощипывание дискусов, подплывших к поверхности воды, чтобы взять еду из кончиков моих пальцев. Так бывает, когда групер приближается ради ласки к ныряльщику, которому доверяет.
Помимо прочего, рыбы используют свой мозг, чтобы выживать и процветать, и я стремился поднять статус рыб в том числе тем, чтобы привлечь внимание к их сознанию и когнитивным навыкам. Но восхваление умственных качеств другого вида преувеличивает важность разума, тогда как в действительности он имеет мало общего с моральными качествами. Люди с нарушениями психического развития обладают основополагающими правами наравне с остальными. Способность ощущать – умение чувствовать, страдать от боли, испытывать радость – вот краеугольный камень этики. Именно это делает личность правомочным представителем морального сообщества.
Прогресс в области морали – это хорошо, и он не стоит на месте. Несмотря на то, что мы видим в заголовках, уровень насилия среди людей заметно снизился по сравнению с недавним прошлым
[721]. Для объяснения этой тенденции физиолог Стивен Пинкер выделяет в своей масштабной книге «Лучшее в нас» (The Better Angels of Our Nature) целую группу воспитательных процессов. Среди них возникновение демократических государств, расширение прав и возможностей женщин, повышение грамотности, формирование единого мирового сообщества, интеллектуальный прогресс. В наши дни новые идеи почти мгновенно и беспрепятственно распространяются во все уголки земного шара. Кампании на сайте Kickstarter организуют финансовую поддержку людьми прогрессивных социальных проектов, а независимые фонды помогают поддерживать новые идеи на плаву.
С тех пор как мы выработали саму концепцию закона, животные рассматривались как законная собственность людей. Однако даже эта фундаментальная точка зрения, очень глубоко укоренившаяся в нашем антропоцентрическом сознании, начинает меняться. С 2000 года местные постановления изменили юридический статус животных с «собственности» на «компаньонов» как минимум в восемнадцати городах США
[722]. В зависимости от того, где (и с каким питомцем) живет человек, он мог бы быть одним из более чем 6 миллионов американцев и канадцев, официально признанных «опекунами животных». В мае 2015 года судья Верховного суда Нью-Йорка проводил слушание дела о незаконном лишении свободы двух шимпанзе, которых в течение ряда лет использовали в инвазивных экспериментах в Университете Стоуни-Брук; защитниками обезьян в суде были люди
[723]. Адвокаты совместно с участниками Nonhuman Rights Project
[724] готовят дела для следующих судебных процессов от имени других животных.
