За похоронами следуют поминки в гостинице в парке Лит-линкс. К Франко подходят люди, многих старых знакомых насилу узнаешь. Гэвин Темперли раздулся как шар.
– Ставлю на Коралла, Гэв, – шутит Франко.
– Кудряво живешь, – улыбается в ответ Темперли со слабо скрываемой безнадегой в голосе.
Потом в ушах звучит еще один голос, запинающийся и скользкий:
– Здоров, Франко…
Он поворачивается и видит худого потасканного мужичка с жирными рыжевато-седыми космами, под которыми тускло блестят большие темные глаза, глубоко ввалившиеся на бледном как смерть лице.
– Здоров… – с опаской отвечает Франко. – Как оно ничего?
– Сам все видишь, Франко.
Спад Мёрфи так постарел и сморщился, что, если бы не заговорил, Франко не смог бы удостоверить его личность.
– Да ну, не так уж все и хреново.
Улыбка висельника немного оживляет лицо Спада.
– Жалко Шона. Хреновый город, Франко. Все поменялось. Теперь это хреновый город, прикинь, – причитает Спад.
Франко кивает: с этим в принципе не поспоришь. У всех городов есть хреновые стороны: этот не хуже и не лучше любого другого. В Калифорнии они жили всего в нескольких милях от того места, где обеспеченный сынок режиссера устроил беспредел и перестрелял людей только потому, что баба не дала. «Слава яйцам, тут хоть стволов не носят», – ехидно думает он, глядя на беднягу Спада. Несмотря на кинообраз, милитаристскую внешнюю политику и подспудный расизм, Америка в целом культурная страна, если сравнивать со здешними реалиями. Но то, что они разрешают психам покупать оружие, – вот это не лезет ни в какие ворота.
Через плечо Спада он видит Джун: она все еще в слезах, и Оливия ее успокаивает, а Майкл наблюдает почти равнодушно. Глубоко внутри у Франко что-то странно отзывается.
«Дыши…
Раз… два… три… кто же мы…»
Подумать только – когда-то это была его семья, а вот со всеми этими он когда-то был не разлей вода. Он представляет себе Мел, Грейс и Еву, пытаясь выделить отдельные черты, пока их лица мелькают в мозгу, представляет своих друзей Ральфа и Хуана, даже своих сватов и своего агента Мартина под солнцем Калифорнии. И эту беспросветную дыру еще называют Солнечным Литом! Чума. Жизнь нередко казалась просто бессмысленным приколом. Либо тебе бросают в рожу пирог с кремом, либо ты уссыкаешься над тем, в кого его бросили.
– Базара нет, Спад, – чуть ли не рявкает Франко, подавляя заливистый смех.
Когда начинают разливать бухло, к нему подкатывают старые зэки со всего города и заговорщицки шепчущие рецидивисты – их вереница растет в геометрической прогрессии. Его буквально атакуют всевозможным бредом и призывами к насилию, в основном к мести Антону Миллеру. В черепушку вползают смуры. Франко равномерно вдыхает, пытаясь включить игнор. Это давление на мозги размывает фокус, направляет поток мыслей по старым, гиблым нейронным каналам. Он вспоминает собственные актерские головы и то, как именно он их изуродовал. Вспоминает свои холсты – эти чердачные варианты Дориана Грея, облитые кроваво-красным. Франко не спускает глаз с Фрэнсис Флэнаган и даже рад, когда к нему на выручку приходят Элспет и Грег.
– Тут чувак из местной газеты, криминальные сводки пишет, – докладывает Элспет.
– Как противно – не могут оставить скорбящую семью в покое, – задумчиво говорит Грег, глядя на краснощекого и неопрятного репортера, одиноко стоящего в углу. Потом он поворачивается к кучке молодняка, украдкой поглядывающего на Франко.
Фрэнк Бегби тоже это засекает и приходит к выводу, что по крайней мере некоторые – из банды Антона Миллера. Может, самого-то его здесь и нет, но он все равно видит все их глазами.
– Угу, – соглашается он.
– Гмм. – Грег снова косится на молодую бригаду. – Некоторые молодые ребята у нас тут считают тебя героем, – как по-твоему, это опасно?
Франко безразлично пожимает плечами.
– Так я и есть герой для некоторых молодых ребят у вас тут, – говорит он и, сделав паузу, смотрит на Элспет. – Я был героем для своего сына, хотя меня никогда не было рядом с ним. Теперь ему в двадцать один вырыли могилу. Но меня никогда не будет рядом ни с какими сыновьями.
Грег видит, как жена в растерянности поднимает брови на лоб.
Терри базарит с членами молодой бригады. Франко наблюдает, как тот непринужденно шутит с ними, постоянно втягивая в беседу их девушек, и вызывает смешки, в то же время игнорируя парней. Молодая бригада держится подальше от Тайрона, стоящего возле барной стойки. Мрачная мстительная туча плащом охватывает его богатырские плечи. К тому же он с Нелли – старым корешком Франко, который старательно его избегает. Фрэнк уже собирается подойти поздороваться и, возможно, типа извиниться перед Тайроном, как вдруг у него перед носом снова вырастает Ларри.
– Ну так чё, Франко, что изменилось в Шотландии?
– У чуваков такие же херовые зубы, до хера бухают, до хера долбятся… – он переводит взгляд на Тайрона, – разжирели – вот что изменилось.
Лицо Ларри сморщивается в ухмылке.
– Как будто в Штатах нету жирдяев! Это ж с них началась вся эта хуйня с жиробасами!
– Угу, теперь это проблема мирового масштаба, – улыбается Франко, замечая, что народ сторонится Ларри; к примеру, Элспет и Грег смылись в дальний угол. У Ларри своя сфера применения.
– Золотые слова, – соглашается тот. – Щас в мире, базлают, триста мильонов ожиревших китаезов. Это примерно означает, что ожиревших китаезов больше, чем пиндосов любых габаритов. Просто до хера всякого говна жрут. На жмене риса так не раскабанеешь!
– Слышал «Китайскую демократию»?
– Та нету у них никакой демократии.
– Та не, это альбом такой, «Ганз н’ Роузиз».
– Не-а.
– Зацени. Настоятельно рекомендую.
– Добре… Ну и как там житуха в Калифорнии, Фрэнк?
Фрэнк Бегби переводит взгляд на парочку старых недругов. Один из них – Ча Моррисон из Лохэнда, который раньше жил по соседству с Джун. На руке у него кастет, и он обхватывает ею бокал пива, словно котяра, добравшийся до сметаны. Франко прикидывает, что для Ча это типа достижение: посмеяться над смертью Шона, попивая бухло, за которое забашлял его отец – многолетний соперник.
– Мне по кайфу, но кой-чего не хватает, – рассуждает он. – Войны, например.
– Ага, тухлая тут обстановочка, – признает Ларри.
Фрэнк Бегби вспоминает, как Ча Моррисон один раз почикал Ларри и отмотал за это срок. Пульс резко учащается. Франко старается дышать ровно и медленно: вдох через нос, выдох через рот. «Ровно. Дыши ровно». Лучше всего наносить удар, когда соперник вдыхает.
– Все нормально, Фрэнк? – спрашивает Ларри.
После этого наступает зловещее затишье перед бурей, как на танцполе переполненного ночного клуба, перед тем как диджей поставит ту самую фонограмму, которая всем сорвет башню. И тут до Франко доходит, что диджей – это он. Все ждут, когда он поставит запись. Махнет кулаком или ботинком, швырнет бокал, даст бычка или заорет благим матом на всю комнату, так что все сразу встрепенутся.
