– Вот это перо из крыла грифона, – рассказывала между делом Василиса. – А это глаз вожака аримаспов. А это оборотня зуб, волколака. Не твой, случайно, Серый Волк?
Яромир внимательно осмотрел полочку и помотал головой. Он, конечно, терял на своем веку зубы, доводилось. Но этот клык обронил какой-то другой волколак.
– А это что за скорлупа? – полюбопытствовала о соседней полочке Синеглазка.
– Где?.. А, это яйцо Тугарина, – равнодушно ответила Василиса.
– Он что, яйцо снес?! – изумился Иван.
– Нет, дурак. Он из него вылупился.
Кроме мелких диковин были в палате и крупные. Стоял в полный рост скелет велета. Висел на стене ржавый меч-великан – в сажень длиной. А во весь потолок была протянута жесткая чешуйчатая шкура.
– Это Змея Горыныча кожа, – указала ее глазами Василиса.
– Это как?! – заморгал Иван. – С него что, кожу содрали?!
– Сбросил он ее, дурак, – недовольно ответила княгиня. – Он же Великий Змей. Они раз в сто лет кожу меняют.
Иван подпрыгнул пару раз, пытаясь до этой шкуры дотянуться, но висела та высоковато.
А вот по всем прочим диковинам княжич яйцом тюкал. На всякий случай, чтоб уж наверное ничего не пропустить.
Шел, тюкал и бормотал себе под нос:
– Вот цацка… и еще цацка… И тоже не бьется…
– Да ты посильней бей! – советовала Синеглазка.
– Я и так со всей дури стукаю! – возмутился Иван.
– А дури у него много, – подтвердил Яромир.
Все диковины в палате Иван перестукал. Не нашлось среди них нужной цацки. Ни об одну каменное яйцо не раскололось.
А сонливость давила все мучительнее. И не его одного. Словно опять кот Баюн мурлыкал колыбельную на ушко – так хотелось закрыть глаза, опустить голову на подушку…
– Я сейчас упаду… – простонала Синеглазка. – Я как будто три дня не спала…
– Я тоже, – призналась Василиса.
– Эх вы, боярышни кисельные! – усмехнулся Яромир. – А вот Ваня молодец, держится… оп, Ваня, не падай!.. Ты что, спишь уже?! На ходу спишь?!
– У-ум… – промямлил княжич, прислоняясь к стене.
– Эхма, незадача… – почесал в затылке оборотень.
По правде говоря, его тоже пошатывало. Не так сильно, как остальных, но все же. Слишком много времени провели они в Навьем Царстве – и ни разу там не поспали, не вздремнули. Оборотень еще как-то держался за счет второй личины, а вот остальные тащились на последних усилиях.
– Место для ночлега нам нужно, – встряхнул Яромир Василису, тормоша другой рукой Ивана. – Только укромное, чтоб никто не потревожил. Где тут такое есть, знаешь?
– Знаю, – пробормотала княгиня, не открывая глаз. – Есть такое место. Рядом совсем.
Глава 26
Дружина ехала, пока кони совсем не выдохлись. Целый уповод прошел, второй потянулся – и только тогда воевода приказал спешиваться. Остался далеко позади разрушенный Тиборск, исчезло за небоземом Кащеево войско, стих давно рев Змея Горыныча.
Выветрился из голов отвар трын-травы, и даже самым бедовым стало тоскливо.
Разбил их ведь Кащей. В клочки разметал. Город спалил дотла.
А его самого они так, потрепали слегка. Оцарапали. Несколько сот ящеров да татарвы убили, и часть дивиев еще в ямы с кольями загнали.
Даже если их уже не починишь – убыль с того Кащею невеликая.
До Галича беглецы так и не добрались. Остановились только что не в чистом поле, на берегу крохотной речки. Здесь где-то уже граница с княжеством Владимирским, сюда Кащей еще сколько-то дней не доберется.
Воевода бродил среди костров, среди срубленных из лапника шалашей. Вздыхал горестно. Как-то так вышло, что главней него никого не осталось. Глебушка-князь сгинул, за собой проклятого Змея уведши. Бречислав-боярин в Тиборске еще погиб. Даже владыко Онуфрий – и тот в огне сгорел.
Вовсе теперь посоветоваться не с кем.
Прочие все бояре и младшие воеводы смотрели на него, как телки на пастуха. Скажи, мол, что делать теперь, Самсон Самсоныч.
А ему б самому кто сказал!
В сторонке от раскинувшегося лагеря примостилась избушка на курьих ножках. Бабушка Овдотья ходила там среди раненых, а за ней семенил черный кот.
– Как, много ль еще погибнет? – угрюмо спросил у нее воевода.
– Рудометов я всех взашей повыгнала, так что спасем уж кого-никого, – молвила баба-яга задумчиво. – Давай-ка вот, милай, помоги и ты мне. Чего столбом-то стоять? Подержи вот ентого.
Самсон навалился всей тушей на орущего от боли детского. Заставил его разжать челюсти, и Овдотья Кузьминишна капнула туда настоя мандрагоры. Детский вначале задергался еще сильнее, но потом ор его перешел в тихий стон, взгляд помутнел, а там и потух.
– Стрелы наконечник, – сказала баба-яга, суя в жаровню тонкий нож. – Зазубренный. Древко-то паренек вырвал, а вот наконечник в кишках остался. Грызет его там.
– Поможешь ему, бабушка? – тихо спросил Самсон.
– То ли нет? – хмыкнула баба-яга, сноровисто рассекая кожу. – Подай-ка мне вина зеленого и воду березовую.
Окровавленный наконечник уже через полминуты упал в грязь, а старая ведьма принялась зашивать рану скрученным льняным волокном. Напоследок полила ее вином и присыпала золой.
– Будет жить мальчонка, – подытожила она. – Пошли следующего латать.
Воевода понимал, что не его дело – с ранеными возиться. Но он не знал, к чему еще себя приткнуть. Старый богатырь умел водить рати. Умел защищать города и брать их на копье. С дружиною умел обращаться, с гриднями. Да много чего умел, немалой смекалкой отличался, хоть и казался с виду простоват.
Но вот возглавлять у него плохо выходило. Всю жизнь волю княжью исполнял. Вначале Берендею-хитровану служил верой и правдой, потом сыну его старшему. Глеб – князь умный и честный, за ним Тиборск как за стеной… был.
Нету ведь больше ни князя, ни княжества…
– Поздорову, дядька Самсон, – окликнули воеводу устало. – Сберег мне дружину?
Самсон обернулся. Медленно, не веря еще своим ушам. Моргнул вначале – подумал, призрака увидал.
– Глеб Берендеич!.. – разрыдался старик, стискивая князя в объятиях. – Живой, господи, живой!..
– Да живой я, живой! – отпихнул его Глеб. – Ты меня похоронил уже, что ли? Зря. Я Змею Горынычу хвост на сосну намотал и шишек во все три пасти напихал.
– Да ладно, – уставился на князя воевода. – Не бреши. Как по правде-то спасся?
– Долгий разговор, потом обскажу. Показывай лучше, что тут у вас. Многие ль дошли? Никто больше не отстал? Кащеевы чудища еще тревожили?