– Нельзя. – Рикс едва шевелил губами. – Играем до конца.
Зрители приблизились к сцене, чтобы лучше видеть. Кто-то упал и был затоптан. Капель с ледяного купола падала Риксу на загримированное лицо, Аттии – на руки, стиснувшие диван; на черную перчатку. В дыхании публики ледяная зараза…
– Смерть, – изрек Рикс. – Мы страшимся ее. Мы бежим от нее без оглядки. Между тем Смерть – это дверь, открывающаяся в обе стороны. Сейчас вы собственными глазами увидите оживление мертвой. – В руке у него, откуда ни возьмись, появился меч. Настоящий! Когда Рикс его поднял, на нем блестел лед.
На сей раз гром не гремел, молния на крыше не сверкала. Возможно, Инкарцерону поднадоело представление. Зрители поедали глазами стальной клинок. В первом ряду мужчина безостановочно чесался и бормотал себе под нос.
Рикс повернулся к Аттии и закрепил ей запястья цепями:
– Возможно, придется быстро сматываться. Будь готова.
Рикс закрепил ее шею и пояс ременными петлями. К великому облегчению Аттии, ремни оказались реквизитом. Рикс снова повернулся к публике и поднял меч.
– Так смотрите же! – воскликнул чародей. – Я освобожу ее. И я же верну ее в наш мир! – Настоящий меч Рикс успел подменить бутафорским. Едва Аттия это заметила, как меч вонзился ей в сердце.
На сей раз Внешний Мир Аттия не увидела. Она лежала не шевелясь и смотрела, как «клинок» отходит, как по коже растекается холодная фальшивка-кровь.
Рикс наблюдал за молчаливой публикой, потом Аттия почувствовала тепло. Значит, он склонился над ней.
Рикс убрал бутафорский меч.
– Подъем! – шепнул он.
Аттия открыла глаза. Слабость чувствовалась, но не такая, как в первый раз. Рикс помог ей подняться, кровь чудесным образом ссохлась на плаще, и Аттия почувствовала странное облегчение. Она взяла Рикса за руку, повернулась к публике и с улыбкой поклонилась, на миг забыв, что для местных она просто зритель.
Рикс тоже поклонился, но как-то судорожно. Когда эйфория улетучилась, Аттия поняла, в чем дело.
Никто не хлопал.
На Рикса смотрели сотни глаз. Зрители ждали продолжения.
Такой расклад озадачил даже Рикса. Он снова поклонился, поднял черную перчатку и отступил вглубь скрипучей сцены.
Публика зароптала, кто-то закричал. К сцене бросился долговязый мужчина, замотанный шарфом по самые глаза. Когда он отделился от общей массы, в одной руке у него циркачи увидели толстую цепь, а в другой – нож.
Рикс выругался. Краем глаза Аттия увидела, что семеро жонглеров бросились к занавесу за оружием.
Мужчина влез на сцену:
– Так Перчатка Сапфика мертвых оживляет?
– Уверяю вас, господин… – приосанившись, начал Рикс.
– Докажи это снова. Потому что есть нужда. – Мужчина дернул цепь, и на скрипучие доски упал человек в железном ошейнике, с ужасными язвами на коже. Неизвестно, чем он болел, но выглядел жутко.
– Можешь его оживить? Я уже потерял…
– Так он же не мертв, – заметил Рикс.
Рабовладелец пожал плечами, потом быстро, не дав никому опомниться, перерезал несчастному горло:
– Теперь мертв.
Аттия охнула и зажала себе рот.
Рана наполнилась кровью – задыхаясь, раб бился в конвульсиях. Публика зароптала. Рикс не шелохнулся. На миг Аттии показалось, что чародея парализовал ужас, но, когда он заговорил, дрожи в голосе не слышалось.
– Кладите его на диван.
– Еще чего! Ты мертвецов оживляешь, ты и клади.
Зрителей как подменили – они с воплями полезли на сцену со всех сторон, надвигаясь на циркачей.
– Я детей потерял! – кричал один.
– У меня сын умер! – вопил другой.
Аттия попятилась, оглядываясь по сторонам, только отступать было некуда. Рикс схватил ее рукой в черной перчатке.
– Держись крепче! – шепнул он, а громко сказал: – Отойди-ка подальше, любезный! – Чародей поднял руку и щелкнул пальцами.
И пол провалился.
У Аттии сбилось дыхание – так внезапно она провалилась через люк на тюфячок, набитый конским волосом.
– Скорее! – проревел Рикс. Он уже вскочил, рывком поднял на ноги Аттию и, согнувшись под настилом сцены, бросился бежать.
Шум над головой был просто бешеный – бегущие шаги, вопли, плач, звон клинков. Аттия перелезала через балки. Рикс нырнул под занавес, висевший в глубине сцены, избавляясь от парика, лишнего грима, накладного носа, бутафорского меча.
Задыхаясь, Рикс скинул плащ, вывернул наизнанку, снова надел и, подпоясавшись веревкой, на глазах у Аттии превратился в сгорбленного попрошайку.
– Они там все окончательно свихнулись!
– А со мной… что будет? – тяжело дыша, спросила Аттия.
– Спасайся, как можешь. Если выберешься, встречаемся за воротами, – сказал Рикс и заковылял прочь по снежному туннелю.
На миг Аттию парализовало страхом, но в люк кто-то заглянул, свесившись до самых плеч. Девушка зашипела и бросилась бежать.
Свернув в боковую пещеру, Аттия увидела в снегу глубокую колею. Циркачи уехали, не дождавшись конца представления. Аттия бросилась вдогонку, но на пути было слишком много людей. Жители деревни хлынули прочь из иглу – кто-то громил все вокруг, кто-то уносил ноги.
Аттия повернула назад, вне себя от досады. Пройти такой путь, прикоснуться к Перчатке и остаться ни с чем из-за взбесившейся публики!
Перед мысленным взором снова и снова вставало перерезанное горло раба.
Туннель обрывался меж иглу. В деревне царил хаос – эхо разносило странные крики, повсюду расползался мерзкий дым. Аттия свернула в тихий проулок и побежала по нему, жалея, что лишилась ножа.
Здесь было полно снега, утрамбованного так плотно, будто по нему прошли сотни ног. Упирался проулок в большую темную постройку, в которой Аттия и укрылась.
Внутри царили полумрак и дикий холод.
Какое-то время Аттия просто сидела за дверью и, тяжело дыша, ждала преследователей. Вдали раздавались крики. Аттия щекой прижалась к промерзшей доске и глянула в щелку.
В темном проулке ни души, только снежинки падают.
Девушка неловко поднялась, стряхнула снег с колен и обернулась.
Первым она увидела Око. Инкарцерон взирал на нее из-под крыши с любопытством и вниманием. Под маленьким красным Оком высился штабель ящиков.
Аттия мигом поняла, что в них.
Целая гора гробов! Наспех сколоченных, пахнущих дезинфицирующим раствором. Рядом навален щедрый слой растопки.
Аттия задержала дыхание, закрыла рот и нос ладонью и взвыла от ужаса.
Чума!
