– Правду вы уже слышали. Маэстра отдала мне Ключ, потом погибла. Упала в Ущелье. Кто-то нас предал. Моей вины тут нет, – обиженно закончил Финн.
Но Джаред безжалостно продолжал:
– Маэстра погибла из-за тебя. А то воспоминание о Большом Лесе, о падении с коня… Хочу убедиться, что это правда. Правда, Финн, а не история для Клодии.
Финн вскинул голову:
– Хотите убедиться, что это не ложь?
– Именно. – Джаред понимал, что рискует, но смотрел на юношу все так же невозмутимо. – Тайный Совет захочет услышать об этом в мельчайших подробностях. Тебя станут допрашивать снова и снова. Убеждать придется не Клодию, а Совет.
– Скажи мне такое кто-нибудь другой, я бы…
– Поэтому ты хватаешься за оружие?
Финн сжал пальцы в кулак, потом медленно обхватил себя обеими руками и тяжело опустился в металлическое кресло.
Какое-то время оба молчали, и Джаред слышал слабый гул комнаты с наклонными стенами, который ему никак не удавалось изолировать.
– Насилие – норма для Узников Инкарцерона.
– Понимаю. Понимаю, как это, должно быть, трудно…
– Я ведь не уверен… – Финн повернулся к Джареду. – Наставник, я не уверен в том, кто я. Как мне убедить Королевство, если я сам не уверен?!
– Тебе придется. Все зависит только от тебя. – Зеленые глаза Джареда вцепились в Финна. – Если твое место займет другой, если Клодия лишится наследства, а я… – Джаред осекся и на глазах у Финна переплел бледные пальцы. – Тогда помочь Узникам Инкарцерона будет некому. Тогда ты никогда больше не увидишь Кейро.
Ворота распахнулись, и в комнату влетела Клодия – разгоряченная, всполошенная, в запылившемся от бега платье.
– Его оставляют при дворе! Можете себе представить?! Сиа предоставила ему покои в Башне Слоновой Кости.
Мужчины молчали. Клодия почувствовала, как накалена обстановка, и, вытащив из кармана синий бархатный мешочек, подошла с ним к Джареду.
– Наставник, вы это помните? – Девушка развязала тесемки и вывалила из мешочка портрет-миниатюру в изысканной рамке из золота и жемчуга с гравировкой в виде коронованного орла на обороте. Клодия протянула портрет Финну, и тот взял его обеими руками.
С портрета улыбался темноглазый мальчик. Смотрел он открыто, прямо, хоть и немного застенчиво.
– Это я?
– Ты что, себя не узнаешь?
– Нет, не узнаю. Этого мальчика давно нет, – ответил Финн с такой болью, что Клодии стало не по себе. – Этот мальчик никогда не видел, как ради объедков убивают людей. Он никогда не пытал старуху ради жалких монет, которые она прятала на самый черный день. Никогда не рыдал в камере. Ночами он никогда не лежал без сна, слушая детские вопли. Этот мальчик не я. Над ним Инкарцерон не поработал. – Финн вернул портрет Клодии и закатал рукав. – Посмотри на меня!
Руку покрывали шрамы и оспины от ожогов… При каких обстоятельствах Финн получил эти раны, Клодия не представляла. Бледный Орел Хаваарна едва просматривался на их фоне.
– Этот мальчик и звезд не видел, – с чувством проговорила Клодия. – По крайней мере, не так, как ты. Финн, ты был этим мальчиком. – Клодия поднесла портрет к лицу Финна, и Джаред подошел сравнить.
Сходство не вызывало сомнений. Однако Клодия видела, что юноша из Хрустального зала тоже похож на изображение. Только в отличие от Финна у него нет ни болезненной бледности, ни худобы, ни потухшего взгляда.
Не желая показывать свои сомнения, Клодия сказала:
– Мы с Джаредом нашли это в хижине старика по фамилии Бартлетт. Он прислуживал тебе, когда ты был малышом. Он оставил письмо о том, что любил тебя, как сына.
Финн с безысходностью покачал головой, но Клодия решительно продолжила:
– У меня тоже есть твои детские портреты, но эта миниатюра лучше любого из них. Думаю, ты сам подарил ее Бартлетту. Именно он догадался, что тело погибшего не твое, что ты жив!
– Где он сейчас? Можно привезти его сюда?
Клодия переглянулась с Джаредом, и сапиент тихо сказал:
– Бартлетт погиб, Финн.
– Из-за меня?
– Он знал правду. Его уничтожили.
Финн пожал плечами:
– Мне очень жаль. Но я любил только старика по имени Гильдас. И он тоже погиб.
Что-то затрещало. Большой экран на панели управления вспыхнул и замерцал.
Джаред бросился к экрану, Клодия рванула следом:
– Что это? Что случилось?
– Какое-то соединение. Думаю… – Джаред отвернулся от экрана. Гул в комнате изменился: теперь он звучал глуше, зато неуклонно нарастал. Взвизгнув, Клодия кинулась к креслу и столкнула с него Финна так резко, что они чуть не свалились на пол.
– Портал работает! Работает! Но как?!
– Изнутри. – Белый от напряжения, Джаред смотрел на кресло.
Теперь они смотрели на Портал, не представляя, кто может появиться оттуда. Финн выхватил шпагу.
Вспыхнул свет, ослепительно-яркий, памятный Джареду с прошлого раза.
В кресле появилось перо.
Голубое, размером с человека.
Огненный выстрел кремневого ружья вспорол лед у Оцепня под ногами. Взвыв, чудище упало и начало соскальзывать под отколовшуюся льдину. Тела переплетались, цепляясь друг за друга. Аттия выстрелила снова, целясь в обломки льда, и крикнула:
– Кейро, выбирайся!
И Кейро рванулся. Он бешено толкался, кусался, пинался, но ноги вязли в шуге, а одна из рук Оцепня цеплялась за его длинный плащ. Вдруг ткань лопнула, и Кейро на миг освободился. Аттия тотчас схватила его. Пушинкой Кейро не назовешь, но если промешкать – тварь утащит его под лед и задушит. Потому он проворно влез на коня и сел за Аттией.
Аттия зажала ружье под мышкой, с трудом справляясь с поводьями. Конь паниковал, а когда вздыбился, ночь вспорол громкий треск. Глянув вниз, Аттия поняла, что лед ломается. От пробитого выстрелом кратера зигзагом расползались черные трещины. Сосульки падали с водопада, собираясь остробокими кучами.
Кейро вырвал у нее ружье и крикнул:
– Да придержи ты коня!
Как его придержишь?! Испуганный жеребец мотал головой и стучал копытами, скользя по льдинам.
Оцепень наполовину ушел под талую воду. Тела невольно топили друг друга, кожистые пуповины-цепи заиндевели.
Кейро вскинул ружье.
– Нет! Мы оторвемся от него, – шепнула Аттия, но Кейро не опустил ружье, и она добавила: – Когда-то его части были людьми!
– Если они помнят об этом, то поблагодарят меня, – мрачно отозвался разбойник.
Оцепня опалил первый залп. Потом второй, третий, четвертый, пятый. Кейро стрелял хладнокровно и точно, пока ружье не зашлось в хрипе и в кашле. Оно стало бесполезным, и Кейро швырнул его в обгорелую воронку.