В руке он держал стальной кинжал, пугающе острый, с рукоятью в форме волка. Зверь вытянулся в прыжке и свирепо скалился.
Весь подобравшись, Финн крепко сжал шпагу и огляделся по сторонам.
Его окружало безмолвие летней ночи.
Третьего пинка дверь не выдержала. Кейро отодрал колючий металлический побег, заглянул внутрь, и Аттия услышала его приглушенный голос:
– Тут коридор. У тебя фонарь есть?
Аттия протянула ему фонарь.
Кейро протиснулся внутрь, а девушка осталась ждать, слыша только приглушенный шорох. Потом Кейро позвал:
– Залезай сюда!
Аттия забралась внутрь и встала рядом с Кейро. Вокруг темень и грязь, – похоже, хижина пустовала уже годы, а то и века. Девушка видела только кучи рухляди, облепленные пылью и паутиной.
Кейро оттолкнул что-то в сторону и протиснулся меж захламленным письменным столом и сломанным буфетом. Он смахнул пыль рукой в перчатке и посмотрел на разбитую посуду:
– Находка – супер!
Аттия прислушалась. Коридор вел во тьму, мертвую тишину которого нарушали голоса. Сейчас различались два голоса, они то появлялись, то исчезали.
Кейро держал меч наготове.
– Если что, сразу сматываемся. Я Оцепнем сыт по горло.
Аттия кивнула и собралась проскользнуть мимо, но Кейро оттолкнул ее назад:
– Твое дело спину мне прикрывать!
– Ой, я тоже тебя люблю! – шепнула она, сладко улыбнувшись.
Путники опасливо пробрались по коридору, который уперся в большую приоткрытую дверь. Она не двигалась, и, скользнув за порог вслед за Кейро, Аттия поняла, в чем дело. Дверь приперли мебелью, словно в последней отчаянной попытке удержать ее закрытой.
– Тут что-то стряслось. Смотри! – Кейро посветил фонариком на пол. На плитках темнели пятна, подозрительно похожие на старую кровь. Девушка пригляделась к ярусной комнате, к рухляди в ней.
– Да тут сплошь игрушки! – прошептала она.
Кейро и Аттия попали в детскую – роскошную, но совершенно неправильную по размерам. Аттия глядела на кукольный домик, такой огромный, что хоть внутрь залезай. Она посмотрела в окно кухни и, упершись головой в потолок, увидела гипсовую ветчину и окорок, упавший с вертела. Окна второго этажа слишком высокие, в них не заглянешь. В центре детской валялись мячи, волчки, обручи, кегли. Девушка шагнула к ним и почувствовала под ногами невероятную мягкость. Она опустилась на колени и, прикоснувшись, поняла, что это ковер, почерневший от грязи.
Света прибавилось: это Кейро нашел свечи, зажег несколько и расставил по детской.
– Ты только глянь! Чьи это причиндалы, великанов или гномов?
Вот так игрушки! В основном попадались огромные, например меч и шлем, висевший на крюке; в контрасте с ними – детали конструктора размером с крупинки соли. На полке стояли книги – с одного конца массивные фолианты, а дальше по убывающей, до крохотных томиков с фермуарами
[8]. Кейро поднял крышку деревянного сундука и выругался, обнаружив нарядную одежду на любой размер. Не переставая браниться, он вытащил из недр сундука кожаный ремень с золочеными бляшками и алый камзол в стиле пиратского бушлата, тоже кожаный.
Кейро мигом скинул свой плащ, надел новый и туго подпоясался:
– Идет мне?
– Мы время теряем.
Голоса звучали тише. Аттия повернулась, определяя, откуда они доносятся, протиснулась между гигантской лошадкой-качалкой и компанией марионеток. Со сломанными шеями и перепутанными ногами, они висели на стене и следили за ней красными, как у Инкарцерона, глазками.
А вот и куклы! Златовласые принцессы валялись вперемешку с целой армией солдатиков и набивными драконами с длинными раздвоенными хвостами. Гора медвежат, панд и неизвестных Аттии зверей из плюша высилась до самого потолка.
Аттия подошла ближе и разворошила ее.
– Что ты творишь?! – рявкнул Кейро.
– Слышишь их?
Два голоса. Тихие, шуршащие, скрипучие. Будто медведи разговаривают. Словно куклы беседуют. Руки, ноги, лапы, головы, голубые стеклянные глаза разлетались по сторонам. Под ними лежала шкатулка с орлом из слоновой кости на крышке.
Голоса доносились из нее.
Клодия долго молчала. Потом приблизилась и взяла часы со стола. Кубик закрутился на цепочке, переливаясь на свету.
– Откуда вы знаете? – наконец спросила она шепотом.
– Твой отец мне сказал.
Девушка кивнула, и Джаред перехватил ее очарованный взгляд.
– «У вас в руках сейчас весь Инкарцерон» – так он выразился.
– Что же вы мне раньше не говорили?
– Думал сначала провести кое-какие исследования. Они ничего не дали. Наверное, хотел убедиться, что твой отец не солгал.
Затрещал экран, и Джаред рассеянно взглянул на него. Клодия во все глаза смотрела на крутящийся кубик. Неужели это и есть тот адский мир, в котором она побывала? Тюрьма с миллионом узников, где застрял отец?
– Джаред, зачем отцу лгать?
Сапиент не слушал. Он что-то настраивал на панели управления, модулируя гул в комнате. Окружающий мир словно покачнулся, Клодию замутило, и она торопливо вернула часы на стол.
– Частота изменилась! – воскликнул Джаред. – Неужели… Аттия, Аттия, ты меня слышишь?
В ответ затрещали помехи, а потом, к величайшему удивлению Джареда и Клодии, полилась музыка.
– Что это? – тихо спросила девушка.
Впрочем, ответ она знала. В комнате раздавалось фальшивое треньканье музыкальной шкатулки.
Кейро открыл шкатулку. В захламленной детской мелодия звучала слишком громко, с неестественной, угрожающей бравурностью. Но как играет музыка, где механизм? Шкатулка-то деревянная и пустая, если не считать зеркала на внутренней стороне крышки. Кейро перевернул ее и осмотрел дно.
– Ерунда какая-то!
– Дай мне! – потребовала Аттия.
Кейро с сомнением глянул на нее, но послушался.
Девушка взяла шкатулку обеими руками. Она знала: голоса там, за музыкой.
– Это я, Аттия, – проговорила она.
– Я что-то слышал. – Тонкие пальцы Джареда танцевали быстрый танец на ручках и кнопках панели управления. – Вот… Вот! Слышишь?
Сухой треск слов раздался так оглушительно, что Клодия поморщилась, и Джаред поспешно уменьшил громкость.
«Это я, Аттия».
– Мы нашли ее! – Джаред захрипел от радости. – Аттия, это Джаред! Сапиент Джаред. Ты меня слышишь?
Целую минуту трещали помехи, потом голос девушки, искаженный, но вполне различимый, спросил:
