Миником затрещал.
– Ну что еще?! – резко спросил девичий голос.
– Прошу прощения, леди Клодия. – Гофмейстер нервно сглотнул. – Но вы велели сообщать, если это случится снова. Так вот, это случилось только что.
Финн приземлился на четвереньки на гравий под окном, тут же вскочил и зашагал по траве. При виде его чинно прогуливающиеся придворные начинали суетиться. Дамы под эфемерными зонтиками торопливо делали реверансы, их кавалеры кланялись и снимали шляпы. Финн шел мимо, глядя прямо перед собой. Тщательно выровненными дорожками он брезговал и срезал по клумбам сложной формы, давя белые ракушки. Из-за изгороди вышел разгневанный садовник, но, узнав Финна, опустился на одно колено. Финн позволил себе ледяную улыбочку. Что же, принцам в этом раю полагаются льготы.
День выдался на славу. Перистые облака плыли высоко в небе, в чудесном голубом небе, к которому Финн никак не мог привыкнуть. Над вязами у озера мелькали галки. К озеру он и направлялся.
Синяя водная гладь притягивала его как магнит. Рывком Финн расстегнул жесткий ворот, который его заставляли носить. Пропади, пропади, пропади все пропадом – тесная одежда, заумный этикет, бесконечный Протокол! Внезапно он пустился бежать – мимо статуй, мимо классических вазонов с цветочными композициями, мимо копошащихся в траве гусей, которые с гоготом и шипением бросились врассыпную.
Теперь дышалось легче. Искры тупой боли за глазными яблоками постепенно гасли. В той невыносимо душной комнате с заваленным бумагами столом на Финна надвигался припадок. Он разрастался внутри, словно гнев.
Может, это и был гнев? Может, стоило дать ему волю; может, стоило с упоением уступить тому, что поджидало его, словно яма на дороге? Ведь после видения, каким бы мучительным оно ни было, он заснет крепко и спокойно. И ему не будут сниться ни Инкарцерон, ни побратим Кейро, брошенный там.
Легкий ветерок всколыхнул озерную гладь. Финн покачал головой, взбешенный идеально подобранной температурой и царящим вокруг спокойствием. У пристани покачивались лодки в окружении плоских листьев кувшинок, над ними роилась мошкара.
Насколько реален этот рай, Финн не представлял. В Тюрьме, по крайней мере, таких вопросов не возникало.
Финн сел на траву. Он устал и злился на себя. Гофмейстер хотел как лучше, так что швыряться чернильницей было глупо.
Финн лег на живот и накрыл голову руками: пусть ласковое солнце успокаивает. Оно такое горячее, такое яркое… Оно уже не ослепляет, как в первые дни Снаружи, когда глаза слезились так, что приходилось носить темные очки. Лишь через несколько недель бледная кожа Финна обветрилась. Каждый из тех дней ему выводили вшей, мыли, скребли, пичкали бесконечными лекарствами по настоянию Джареда. Несколько недель Клодия терпеливо учила его правильно одеваться и разговаривать, пользоваться столовыми приборами, разбираться в титулах и кланяться. Не кричать, не плеваться, не сквернословить, не драться.
Два месяца назад Финн был отчаявшимся узником, голодным оборвышем, вором и лжецом. Сейчас он принц в раю – и несчастнее, чем когда-либо.
Красноватый свет за веками заслонила чья-то тень.
Финн не размыкал веки, но сперва почувствовал аромат ее духов, потом услышал шорох платья: она присела на низенький каменный парапет рядом с ним.
– Ты знаешь, что Маэстра прокляла меня? – спросил он секунду спустя.
– Нет, – холодно ответила Клодия.
– Так вот, она меня прокляла. Маэстра погибла по моей вине, помнишь? Я забрал у нее Ключ. «Надеюсь, он тебя уничтожит», – сказала она перед гибелью. Думаю, ее проклятие настигает меня.
Клодия молчала так долго, что Финн поднял голову и посмотрел на нее. В шелковом платье персикового цвета, она подтянула колени к груди и обхватила их руками. В ее взгляде Финн прочел уже знакомую ему тревогу и досаду.
– Финн…
Он резко сел:
– Нет, только не начинай! Не требуй забыть прошлое. Не повторяй, что здешняя жизнь – игра, а каждое слово, каждая улыбка, каждый учтивый поклон – лишь ход в ней. Я так жить не могу. И не буду!
Клодия нахмурилась, заметив в глазах Финна напряжение. Перед припадками у него всегда так. Хотелось рявкнуть, но она заставила себя говорить спокойно.
– Как ты себя чувствуешь?
Финн пожал плечами:
– Припадок близился, но так и не наступил. Я думал… Думал, во Внешнем Мире припадки прекратятся. А всё эти документы глупые!
– Дело не в документах, – покачала головой Клодия. – Дело в Кейро, да?
Финн уставился перед собой.
– Ты всегда так прямолинейна? – спросил он через какое-то время.
– Мой наставник – сапиент Джаред, – засмеялась Клодия. – Он учил меня наблюдать и анализировать. А мой отец – Смотритель Инкарцерона, – с горечью добавила она. – Самый ловкий из игроков.
Финн удивился, что Клодия упомянула отца. Он сорвал травинку и начал ее ломать.
– Ты права. Я постоянно думаю о Кейро. Он же мой побратим. Мы поклялись быть верны друг другу до смерти и после нее. Ты не представляешь, что это значит. Одиночки в Тюрьме не выживают. Кейро заботился обо мне, когда я не знал, кто я. Сотни раз в драках он прикрывал меня. В пещере Зверя Кейро вернулся за мной, хотя Ключ был у него и он мог отправиться куда угодно.
Клодия выдержала паузу, затем проговорила:
– Забыл, что это я велела ему разыскать тебя?
– Он все равно вернулся бы.
– Да неужели?! – Клодия посмотрела на озеро. – Мне Кейро запомнился надменным и безжалостным эгоистом. Рисковал один ты, он заботился только о себе.
– Ты его не знаешь. Ты не видела, как он сражался с нашим Лордом. В тот день он был сама доблесть. Кейро – мой брат. А я бросил его в том аду, хотя обещал вызволить.
Со стрельбища для лучников выходили юнцы, очень важные и довольные собой.
– Это Каспар с приятелями! Скорее! – Клодия вскочила и притянула лодку к берегу. Финн сел в нее и взялся за весла. Следом в лодку забралась Клодия. Несколько гребков – и лодка посреди водной глади, скользит меж листьев кувшинок.
В теплом воздухе порхали бабочки. Клодия откинулась на подушки и посмотрела на небо:
– Он видел нас?
– Да.
Финн с отвращением наблюдал за никчемными, напыщенными юнцами. Рыжая шевелюра и ярко-синий сюртук Каспара четко просматривались даже с середины озера. Принц хохотал. Вот он поднял лук, прицелился в лодку и, ухмыляясь, выпустил воображаемую стрелу.
Финн ответил ему мрачным взглядом.
– Если сравнивать его и Кейро, ты знаешь, кого я выберу в братья.
– Здесь я с тобой согласна, – пожала плечами Клодия. – Меня ведь чуть замуж за него не выдали. – Клодия вспомнила тот день и то несравненное удовольствие, с которым рвала подвенечное платье. Она раздирала его в клочья, а в нежных белых кружевах видела свою жизнь, себя с отцом, себя с Каспаром.
