Наблюдая за ними, Рикс жевал кет. Похоже, беззубый юмор уже возвращался к нему.
– Что, воровством нынче себя не прокормишь?
Кейро пожал плечами.
– И драгоценности при вас, и мешки с награбленным, и одежды богатые! – злорадно хихикал Рикс.
Кейро холодно на него взглянул:
– По какому туннелю мы отсюда выберемся?
Рикс посмотрел на семь щелок:
– Вон они, семь узких арок, семь дорожек во тьму. Одна ведет к сердцу Тюрьмы. Сейчас мы будем спать. После Включения Дня я поведу вас навстречу неизвестному.
– Как скажете, господин наставник! – отозвался Кейро, облизывая пальцы.
Финн и Клодия скакали всю ночь – галопом по темным дорогам Королевства, с гулким эхом по мостам, бродами, где из камышей, крякая, вылетали сонные утки. Стуча копытами, кони проносили их по грязным деревням, где лаяли собаки, и лишь однажды из-под ставней мелькнули детские глаза. Клодии казалось – они стали тенями или призраками.
Одетые в черное, словно преступники, они сбежали из Хрустального дворца, где наверняка разгорается скандал: королева в ярости, слуги в панике, самозванец готов мстить, по их следу отправили солдат.
Это самый настоящий бунт, который изменит все.
Они пренебрегли Протоколом: Клодия осталась в черных бриджах и куртке, Финн перебросил пышный наряд самозванца через изгородь. На заре они поднялись на вершину холма и оказались над селами, позолоченными солнцем, с живописными домиками и петухами, кукарекающими во дворах.
– Еще один чудесный день, – пробормотал Финн.
– Если Инкарцерон добьется своего, таких осталось немного, – мрачно предрекла Клодия и первой двинулась вниз по склону.
К полудню они выбились из сил, кони тоже спотыкались от усталости. В заброшенном, скрытом вязами коровнике обнаружился полный соломы сеновал, где сонно жужжали мухи, а под потолком ворковали голуби.
Еды у них не было. Клодия свернулась калачиком и заснула. Если до этого они с Финном о чем-то разговаривали, она не запомнила.
Проснулась она, потому что во сне кто-то настойчиво стучал в дверь ее комнаты. Затем послышался голос Элис: «Клодия, твой отец приехал. Давай одевайся», потом Джаред зашептал ей на ухо: «Ты мне веришь?» Клодия охнула, проснулась и села.
Смеркалось. Голуби улетели, в коровнике царила тишина, если не считать шороха в дальнем углу, где, вероятно, копошились мыши.
Клодия медленно отклонилась назад, согнув локоть. Финн лежал спиной к ней. Он спал, калачиком свернувшись на соломе, шпага лежала под рукой. Клодия наблюдала за ним, пока не изменился ритм его дыхания. Финн не шевелился, но девушка поняла: он не спит.
– Что именно ты вспомнил? – спросила она.
– Все.
– Например?
– Отца, его смерть. Бартлетта. Помолвку с тобой. Жизнь во дворце до Инкарцерона. Обрывками, туманно… но вспомнил. Не вспомнилось только произошедшее между засадой в лесу и пробуждением в камере. Может, это никогда не вспомнится.
Клодия подтянула к себе колени и стряхнула с них соломинку. Финн правда все вспомнил или просто убедил себя в этом, потому что очень хотел?
Девушка молчала, чем, наверное, выдала свои сомнения. Финн повернулся к ней:
– В тот день ты была в серебристом платье, на шее изящное жемчужное ожерелье. Совсем малышка… Я подарил тебе белые розы, а ты мне – свой портрет в серебряной рамке.
Неужели впрямь в серебряной? Клодии запомнилась золотая.
– Я тебя боялся.
– Почему?
– Мне сказали, что я должен на тебе жениться. Ты была маленьким солнышком со звонким голосом… А мне хотелось только играть со своим щенком.
Клодия внимательно посмотрела на него, потом сказала:
– Поехали! Мы и так задержались.
От Хрустального дворца до поместья Смотрителя три дня пути. Но это если ехать в каретах с остановками на постоялых дворах. Клодия и Финн скакали галопом и остановились лишь раз, чтобы купить черствый хлеб и пиво у девчонки, выбежавшей из развалюхи. Они мчались мимо церквей и водяных мельниц, на широких склонах разгоняли овец, перемахивали через облепленные шерстью изгороди, канавы и широкие, заросшие травой шрамы давних войн.
Финн ехал следом за Клодией. Он давно перестал ориентироваться, каждая клеточка его тела болела от непривычно долгой езды. Зато на душе было светлее, чем когда-либо. А ведь мир прекрасен! Словно в первый раз Финн вдыхал аромат примятой травы, слушал пение птиц, любовался дымкой, вьющейся над полями. Неужели припадкам конец? Финн даже надеяться на это не смел.
Может, воспоминания сделали его сильнее и увереннее?
Местность понемногу менялась – холмов стало больше, поля меньше, аккуратные изгороди превратились в густые, непрореженные заросли дуба, березы и падуба. Всю ночь они скакали по ним, по дорожкам, по верховым и тайным тропам. С каждой минутой Клодия ориентировалась все лучше.
Финн почти уснул в седле, но конь остановился. Он разлепил веки и увидел старый дом, призрачно бледный в свете пустой лунной оболочки. Вода во рву серебрилась, в окнах горели свечи, невидимые в ночи розы сладко пахли.
Клодия улыбнулась с облегчением.
– Добро пожаловать в поместье Смотрителя! – проговорила она и невесело засмеялась. – Уезжала я на свадьбу в карете, полной нарядов. А вернулась вот так.
Финн кивнул.
– Но ты все же привезла с собой принца, – добавил он.
24
Возлюбят тебя люди, если раскроешь им страхи свои.
Зеркало Мечтаний Сапфика
– Ну так что? – усмехнулся Рикс и эффектным жестом фокусника показал на третий туннель слева.
Кейро приблизился и заглянул внутрь. Третий туннель был таким же темным и вонючим, как остальные.
– С чего ты взял?
– Я слышу пульс Тюрьмы.
Сразу за входом в каждый туннель было по маленькому красному Оку. Все они следили за Кейро.
– Ну, как скажешь.
– Ты не веришь мне?
– Я же сказал, ты – наставник, – ответил Кейро, обернувшись. – Кстати, о наставничестве: когда я начну учиться?
– Прямо сейчас. – С разочарованием Рикс явно справился и все утро важничал. Откуда ни возьмись, в руке у него появилась монета – он ловко крутанул ее и вручил Кейро. – Попробуй вертеть ее пальцами вот так. Потом так. Понял? – Монетка замелькала в его костлявых пальцах.
– Это мне раз плюнуть! – заявил Кейро, забирая монетку.
– То есть ты обчистил столько карманов, что ловкость рук развилась?
Кейро улыбнулся, зажал монетку в кулаке, потом разжал ладонь. Потом монетка завертелась у него в пальцах – получалось не так мастерски, как у Рикса, но куда лучше, чем смогла бы Аттия.
