Великие расходы
Расставшись с Альби и его знакомым, Айрис двинулась сквозь толпу. Сейчас она сутулилась даже сильнее обычного, непроизвольно стараясь стать как можно ниже ростом, чтобы Роз не заметила ее среди колышущегося моря цилиндров, шляпок и капоров. На мгновение остановившись, она внимательно огляделась по сторонам, но Роз нигде не было видно, и Айрис вздохнула с облегчением.
За оградой строительной площадки девушка снова остановилась и, ненадолго прикрыв глаза, попыталась представить все, что она только что видела, в виде огромного холста, на котором точно, с соблюдением законов перспективы, воспроизведены мельчайшие детали великой стройки: ажурное кружево еще голых, черных деревьев, изящная стальная конструкция, которая, блестя на солнце, вздымается чуть не до самых небес, плывущие в воздухе клубы пара, похожие на облака пушечного дыма с картины «Наполеон при Ватерлоо», которую они с Роз видели в Национальной галерее. Правда, то старое полотно было совсем темным, а Айрис хотелось, чтобы ее картина была яркой, живой, похожей на пронизанное светом огромное витражное стекло.
Она попыталась представить решетчатую конструкцию павильона не с обычными, а с цветными – алыми, голубыми, малиновыми и зелеными стеклянными панелями, но решила, что это было бы, пожалуй, чересчур ярко. Находиться в таком павильоне было бы, наверное, все равно что внутри огромного калейдоскопа – не каждый человек такое выдержит.
Когда-то Айрис была уверена, что самое большое здание Лондона – Букингемский дворец, но павильон будущей выставки уже сейчас поражал своими размерами. Ничего более величественного Айрис не видела еще никогда. Если люди, побеждая силы природы, научились строить здания, в которых свободно помещаются самые высокие вязы парка, то на что способна она сама? Большую часть времени Айрис казалась себе незначительной и ничтожной, словно какое-то мелкое насекомое, но бывали дни, когда она чувствовала, что стоит ей только посильнее оттолкнуться, и она взлетит в небо, навсегда освободившись от всего, что связывало ее с родителями, с лавкой миссис Солтер и даже – стыдно сказать! – от Роз.
Сегодня как раз был один из таких дней.
– Скажите, разве этот павильон не прекрасен? – обратилась она к какой-то даме, которая остановилась поблизости. Айрис, впрочем, могла бы заговорить с кем угодно – до того ей хотелось поделиться с кем-нибудь своими чувствами и переживаниями.
– О да, он действительно великолепен, – отозвалась незнакомка, и Айрис ощутила, как ее охватывает теплое чувство и к этой леди, и к десяткам других людей, которые пришли сюда сегодня, чтобы понаблюдать за строительством. Если бы она могла, то обняла бы их всех со всеми их радостями и невзгодами, со всеми привязанностями, разочарованиями, с их смехом и слезами.
Не в силах справиться с бурлящей внутри радостью, Айрис сорвалась с места и побежала по лужайкам парка, чувствуя, как колотит по спине толстая рыжая коса. Ее ноги едва касались земли, а трава под башмаками казалась мягкой, как пух. Не успела она, однако, добежать до первого ряда деревьев, как ей пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. Пластинка китового уса от корсета вонзилась ей в бедро, сам корсет сдавил грудь словно железным обручем, а рукам в кружевных перчатках стало жарко, словно она поднесла их слишком близко к огню.
За спиной Айрис послышался какой-то звук, словно кто-то позвал ее по имени. Оборачиваться, чтобы понять, кто это, ей было не нужно. Ну почему, почему Роз повсюду за ней ходит?.. Что она надеется увидеть или узнать?.. Жизнь Айрис была скучнее потемневшего серебра, и лицемерие сестры выводило ее из себя. Во время их совместных выходов в город Роз старалась следовать за Айрис буквально по пятам, зорко следя за тем, чтобы сестра не принимала ничьих ухаживаний, хотя сама она, вне всякого сомнения, кинулась бы на шею любому, кто поманил бы ее пальцем, даже не вспомнив о своей сестре-горбунье.
***
– Ах, вот ты где!.. – воскликнула Айрис, притворившись, будто только что заметила Роз, которая шла к ней, взволнованно протягивая вперед руки. Низ ее платья был в глине и траве, но двигалась она плавно, словно настоящая леди (можно было подумать, что она не шагает, а катится на колесиках), к тому же с того места, где стояла Айрис, было почти не видно шрамов на ее лице. На мгновение ей даже показалось, будто произошло чудо и Роз снова стала такой же красивой, как была когда-то. Не без горечи Айрис подумала о своей сутулости и о своей неловкой ковыляющей походке, которую она не раз наблюдала в магазинных витринах.
– Слава богу, Роз! Я уж думала, ты потерялась. Идем скорее, иначе мы опоздаем к обеду и мама будет волноваться.
– Но ведь ты первая от меня убежала! Я все видела! Я думала, ты решила меня бросить!..
И лицо Роз сделалось таким несчастным, что Айрис стало стыдно.
***
Переполненный омнибус доставил сестер из Гайд-парка в Бетнал-грин. Вот и их улица… Здесь Роз отняла у Айрис руку. Нетерпеливые восклицания, запах несвежего белья – и через минуту они уже сидят за столом в родительском доме. Отец негромко откашливается в рукав.
Айрис честно пыталась прожевать пудинг с почками, но он оказался слишком плотным, и она проглотила кусок целиком. Рядом негромко пыхтела Роз, безуспешно сражаясь со своей порцией домашнего угощения. Этот звук бесконечно раздражал Айрис, и в конце концов она сказала:
– Я рада, что завтра я снова услышу своего любимого священника. Он такой веселый и так интересно проповедует!
– Очень хорошо, что его службы кажутся тебе такими поучительными, – заметила мать, бросая на дочь предостерегающий взгляд.
– О да!.. – Айрис застыла, не донеся вилку до рта. Жир на куске пудинга отливал желтизной, а на мясе поблескивала не до конца счищенная пленка. Айрис попыталась поймать взгляд Роз, чтобы безмолвно извиниться за свой побег, но сестра смотрела в тарелку.
– Я всегда думала, что пристрастие к причастному вину является признаком высокого благочестия, – сказала Айрис. – Ведь чем больше священник пьет Кровь Христову, тем ближе он к святости, разве не так?
При этих ее словах Роз коротко улыбнулась, но тут же принялась тереть рукой оспины на подбородке, и Айрис, отвернувшись, уставилась на фарфорового спаниеля на каминной полке – дешевую безделушку, имитировавшую обычаи богатых домов. Как это похоже на ее родителей, подумала Айрис. Сколько она себя помнила, они всегда пытались копировать обычаи и мораль общественного класса, к которому не принадлежали. Почему-то ей казалось, что родители других девушек, работавших в лондонских лавках, вряд ли были столь же озабочены соблюдением правил благопристойности.
Мать устало вздохнула.
– Айрис, прошу тебя, хватит. А может, ты действительно считаешь, что это забавно?
И Айрис заметила, как мать взяла Роз под руку. Теперь перед ней были не мать и дочь, а сомкнувшая щиты и ощетинившаяся копьями фаланга – военный союз, заключенный в тот день, когда Роз получила злополучное письмо от Чарльза. Почему так случилось, Айрис не понимала, но сестра и мать уже много лет относились к ней так, словно это она написала то письмо, словно это она изуродовала лицо Роз страшными шрамами, навсегда лишив ее возможности выйти замуж. Поначалу Айрис пыталась как-то переломить ситуацию, но так ничего и не добилась; казалось, она за считаные дни утратила способность утешать или смешить сестру, хотя раньше они жили душа в душу и часто мечтали о собственном магазинчике, украшенном цветами и оклеенном обоями с цветочным орнаментом. Нет, она по-прежнему любила Роз, конечно любила. И все же…
