– Кого-то ждете, сэр?
– Нет.
– Бог ты мой, целых два бренди! Балуете вы себя, сэр, я всегда это говорила. Можно подумать, будто вы выросли на черепаховом супе и засахаренном имбире! – Мадам рассмеялась, но Сайлас слышал от нее эту фразу уже много раз, поэтому его ответная улыбка была больше похожа на оскал.
Получив заказ, он опрокинул первый бокал практически залпом. Обжигая пищевод, горячее бренди ринулось в желудок, и Сайлас слегка поморщился, но уже через секунду ему стало хорошо и тепло. Он славно поработал и вполне заслужил то, что Мадам называла «баловать себя». Последние дни Сайлас и вовсе жил точно в лихорадке, забывая о самом необходимом. Одежда его обтрепалась и висела мешком – так он похудел. Нередко он даже поесть забывал и, ложась спать, мог без труда пересчитать у себя все ребра. Похоже, благодушно подумал Сайлас, ему необходима какая-нибудь женщина, которая бы о нем заботилась. Ну, ничего… Как только он прославится и ему поручат организовать собственный музей, нанять горничную или служанку станет ему по средствам, и уж тогда он мешкать не станет.
Сайлас уже почти представлял себе эту предполагаемую служанку, которая будет стирать его воротнички, чистить фрак, накладывать ему на тарелку вареные мозги и говяжий пудинг, которая будет слушать его рассказы, восхищаться его мастерством и его талантом и называть его «величайшим гением эпохи».
Бросив взгляд на соседний столик, Сайлас увидел Марго, которая, повиснув на шее у хорошо одетого пожилого мужчины, чем-то похожего на адвоката, незаметно подбираясь к цепочке его карманных часов. То и дело она накручивала ее на палец и потихоньку тянула на себя, словно адвокат был попавшейся на уду рыбой. В волосах Марго победоносно трепетало розовое страусиное перо. Лицо мужчины раскраснелось от ее поцелуев, а полуприкрытые глаза довольно поблескивали.
Неожиданно адвокат поднялся и, пошатываясь, двинулся вглубь зала, а Марго звонко крикнула хозяйке:
– Мадам, приготовьте джентльмену ведро, ему нужно пописать!
Как только адвокат исчез из вида, Марго пересела к Сайласу и без стеснения обняла его обеими руками за шею. Сайлас покраснел. Он желал этого прикосновения. На мгновение ему даже показалось, что, если Марго будет и дальше его обнимать, он не выдержит и расплачется.
Девушка что-то прошептала.
– Что-что? – переспросил он.
– Я сказала – хватит облизываться, Сайлас. Ты просто как течная сука! Меня от тебя тошнит.
– От меня?
– Да, от тебя. Не зря же тебя прозвали Пучеглазый Сайлас.
– П-пучеглазый?
– Ага. И хватит меня лапать. Возвращайся лучше назад в тот поганый пруд, из которого ты выполз.
Опустив взгляд, Сайлас уставился на бренди в своем втором бокале. На слегка покачивавшейся поверхности напитка он увидел отражение своего перекошенного лица и почувствовал, как по шее поднимается жар. Не раздумывая, Сайлас одним глотком осушил бокал и со стуком поставил его обратно на стол. Мир вокруг качнулся и начал медленно вращаться, но Сайлас все-таки поднялся.
– Ты должна научиться хорошим м-манерам, – пробормотал он. – Когда-нибудь я стану настоящим джентльменом, и тогда ты пожалеешь, что так разговаривала со мной…
Марго пожала плечами и, выпятив губы, стала разглядывать себя в карманное бронзовое зеркальце. Достав пуховку, она поправила слой румян на щеках и снова пожала плечами.
Стараясь ступать твердо, хотя ноги его заплетались, Сайлас подошел к барной стойке. Обстановка расплывалась перед его глазами, пол качался, словно пароходная палуба. Напрасно он начал с бренди, подумалось ему. Надо было поесть как следует.
– Эта шлюха… – проговорил Сайлас, наваливаясь грудью на стойку и показывая пальцем на столик, где он оставил Марго. – Эта грязная т-варь… Ее нужно… проучить!
Опираясь на локти, Мадам наклонилась к нему через стойку.
– Проучить ее? После того, что ты с ней сделал? Просто удивительно, как у некоторых хватает наглости…
– Что я с ней сделал? – перебил Сайлас. – Да я с этой шлюхой даже ни разу не разговаривал!
– А-а, так вы у нас, сэр, просто святой, так, что ли? Невинный как новорожденный младенец? Ну и ну!.. – И, отвернувшись, Мадам стала принимать заказ от какого-то клиента.
***
Стук каблуков по мостовой отдавался в ушах Сайласа, точно удары парового молота. Это стучали его собственные каблуки. Он налетал на уличных торговцев, не уступал дороги ни леди с детьми, ни расфранченным джентльменам во фраках и лаковых туфлях. Пусть для разнообразия сегодня они оказывают ему знаки уважения, решил он. Сайлас шагал быстро и целеустремленно, шагал по прямой – сам прямой, как палка. Лишь на перекрестке с Оксфорд-серкус он ненадолго остановился, глядя на проносящихся мимо лошадей – на гладких рысаков в серебряной упряжи, на худых запаленных кляч, роняющих на мостовую клочья пены, – и отчетливо представлял себе, как бросится под их грохочущие, высекающие искры копыта и железные обода стремительно вращающихся колес. И тогда – полное небытие. Уничтожение. Его тело превратится в окровавленный изуродованный труп, распластанный на мостовой.
Слегка покачиваясь на каблуках, Сайлас погрузился в воспоминания… Пучеглазый Сайлас. Кадавр. Кривоножка. Он помнил, как негромко затрещали волосы Марго, когда он намотал их на руку и дернул, запрокидывая ей голову назад. Он помнил распяленный буквой О рот Флик, помнил Айрис… Айрис, которая не пришла. И, крепко зажмурив глаза, Сайлас сделал крошечный шажок вперед – туда, где не переставая грохотали по булыжникам железные колеса.
Но уже через мгновение он, вздрогнув, отскочил назад. Нет, ни за что он не доставит им этого удовольствия. Он добьется успеха. Обязательно добьется! Разве он уже не достиг почти всего, чего хотел? Всего, о чем так долго мечтал? Сайлас попытался вообразить свой витраж с бабочками, чучело и скелет щенков в стеклянном павильоне Хрустального дворца. Несомненно, этой Выставке суждено стать величайшим событием эпохи, и он к нему причастен. Организаторы уже подсчитали, что за полгода в Хрустальном дворце побывает как минимум пять миллионов человек. Пять миллионов человек будут смотреть на его образцы и восхищаться его мастерством!..
Но вместо витража и чучела перед его мысленным взором снова и снова вставало лицо Айрис.
Сайлас подергал себя за кожу на щеках и, повернувшись, решительно зашагал в сторону Колвилл-плейс, но, когда на углу Сент-Джайлс-стрит, известной своими притонами и публичными домами, какая-то светловолосая девушка взяла его за руку, он с готовностью последовал за ней в лабиринт узких боковых улочек и тупиков.
– Далеко еще? – спросил Сайлас, когда девушка попыталась отвлечь его безостановочной болтовней.
– Наше заведение – одно из лучших, сэр… – лепетала она, когда они свернули в очередной грязный переулок, где в кучах отбросов копошились крысы, а пахло хуже, чем на кожевенных заводах Южного берега
31. – Вы не глядите, что на улице немного грязно, – добавила она, перешагивая через кучу конского навоза. – У нас работают только молодые девушки, невинные, как голубки, но они знают, как доставить мужчине удовольствие. – Тут его провожатая остановилась возле покосившейся развалины, подпертой несколькими гнилыми бревнами, похожими на искривленные пальцы больного подагрой. – Не беспокойтесь, лишнего с вас не возьмут, у нас все по-честному… Осторожно, сэр, здесь ступеньки.
