Айрис сделала отрицательный жест. Почему-то ей вспомнилось, как она стояла, прижав ладонь к обоям, и поражалась тому, что голубоватые вены под кожей похожи на прожилки в крыле бабочки.
– Ты очень по ней скучаешь?
– Каждый день и каждый час. Она была лучшей на свете.
– Ох…
– Я думаю, ты бы ей понравилась. Мама любила, когда у человека есть характер. А еще она всегда очень волновалась буквально из-за всего, будь то французский язык, которому она нас учила, мои рисунки или вишневые деревья в цвету по весне. – Он опустил голову. – Да, мне ее очень недостает.
– Я не думаю, что скучала бы по своей матери, если бы она умерла.
– А мне кажется, скучала бы, – возразил Луис, но Айрис покачала головой.
– Она никогда меня не любила. Даже когда я была маленькой. Возможно, дело было в каких-то… ну, не знаю… – она немного понизила голос, – осложнениях, связанных с моим появлением на свет. Сколько я себя помню, маму все время мучили боли, и она больше не могла иметь детей. И из-за этого она постоянно на меня сердилась. Кстати, моя ключица – тоже следствие тяжелых родов. Она сломалась, когда я родилась, а срослась неправильно. А еще я была непослушной – вечно я делала что-нибудь не то и не так.
– Не представляю, как можно на тебя сердиться, – сказал Луис. – И точно так же я не представляю, что можно состариться и умереть.
– Тут уж никуда не денешься. Пройдет еще несколько десятков лет, и ты станешь морщинистым, как старый ботинок, – сказала Айрис и, толкнув створку ворот парка, шагнула вперед, в темноту под деревьями, которая была похожа на самую черную краску. Там она снова остановилась и широко раскинула руки, словно хотела обнять и деревья, и парк, и ночь, и небо над головой. Вино согрело ее, голова прошла, и она чувствовала себя превосходно.
– Эй, ты куда? В парке может быть опасно!..
– А кто только что хотел защищать меня от разбойников?
– Да, но здесь могут быть настоящие разбойники.
Айрис рассмеялась и, сорвавшись с места, бросилась бежать, с каждым шагом погружаясь все глубже в прохладу и свежесть апрельской ночи. Трава чуть слышно шелестела под ее туфлями. Она ускорила бег и помчалась стремительно, как заяц. Ее грудь вздымалась, с силой натягивая лиф тесного платья, но Айрис не замедляла шага. Еще никогда в жизни она не делала ничего подобного. Этот безумный бег в темноте дарил ощущение небывалой свободы, и Айрис наслаждалась им так, словно была птицей и парила в небесной синеве, где нет ни препятствий, ни ограничений. Ах, если бы Роз видела, как она мчится по Риджентс-парку и не останавливается, несмотря на предостерегающие возгласы Луиса, который остался где-то далеко позади. Она бежит просто потому, что может бежать, потому что не могла позволить себе этого раньше, потому что… Тут Айрис запнулась ногой о кротовую кучку и слегка замедлила шаг. Только теперь она заметила, что темнота вдруг стала не такой плотной и в ней проступают очертания деревьев, светлый гравий дорожек и блестящая поверхность озера.
У самой воды Айрис остановилась, жадно ловя ртом воздух и держась за бок. Через несколько секунд ее догнал Луис. Он улыбался.
– Ах, Айрис!.. – проговорил он, отдуваясь. – Смотри, как красиво!
Несколько минут они стояли молча, любуясь кипящей серебром луной, ее бледным отражением в неподвижной воде и седыми языками тумана, что, неспешно клубясь, стлались над поверхностью озера. Казалось, будто весь мир был только что создан специально для них двоих.
– Я хочу это написать! Такой красоты я никогда не видел. Это озеро… оно совершенно!
– Да, – эхом откликнулась Айрис.
Луис шагнул вперед, наклонился и потянул шнурки на башмаках.
– Не делай глупостей, – предупредила Айрис, но перед ее мысленным взором сама собой встала картина: бледный, обнаженный Луис в лунном свете. Нахмурившись, она добавила: – Пожалуй, будет лучше, если ты войдешь в воду первым, чтобы я могла тебя спасти.
– Спасти меня? Вот уж вряд ли… Скорее уж мне придется спасать тебя.
В его голосе Айрис почудился намек, и на сердце у нее стало чуточку теплее. В то же время она испытывала легкое разочарование – она ожидала от него чего-то более оригинального, не такого затертого и банального.
– Впрочем, леди, кажется, принято пропускать вперед… – С этими словами он обхватил ее за талию и притворился, будто хочет столкнуть в воду. Айрис качнулась, зацепилась за что-то и, стараясь сохранить равновесие, в свою очередь, обняла его. Вода тихо плескалась у ее ног, и она подумала, как бы не погубить туфли.
Луис так и не убрал рук с ее талии, Айрис тоже не спешила опускать свои.
Они еще долго стояли обнявшись, чувствуя, как обжигающе холодная вода просачивается сквозь швы обуви. Айрис хотелось взглянуть на лицо Луиса, но она упрямо уставилась на плывущую над деревьями луну, боясь, что стоит ей только повернуться к нему, и он ее поцелует. Поцелует и… и что потом?
Она чувствовала его руку, чувствовала его ладонь, чувствовала каждый палец. Ей казалось – обними он ее крепче, и она просто умрет. Луис был стройным и сильным, но она отчетливо ощущала дрожь его тела. Странный жар волной разливался по ее членам; казалось, он устремлялся туда, где они касались друг друга, и Айрис хотелось, чтобы это скорее прекратилось… или чтобы не прекращалось никогда.
Его ладонь на ее талии. Его ладонь на ее талии. Его ладонь на… Она знала, что эта минута рано или поздно пройдет, пролетит, и всем сердцем хотела задержаться в ней. В темноте, в тумане, с ним…
С Луисом.
Кровное родство
Сайлас стоял на Шарлотт-стрит напротив пансиона Айрис. Стертые до волдырей ноги болели, но он не обращал внимания на боль. Запрокинув голову, он смотрел на уличный фонарь – большой стеклянный шар на чугунном столбе, который то затухал, то снова ярко вспыхивал, но Сайлас даже не моргал.
Ноги сами привели его сюда. Словно курильщик опиума, который несколько недель прожил без любимого зелья, раз за разом приходит к курильням в Шедвелле, чтобы вдохнуть хотя бы запах горящего в трубках мака, так и он не мог сопротивляться глубокой внутренней потребности разыскать Айрис.
О, Айрис! Его лучший образец!
О том, как он провел последние несколько часов, Сайлас почти ничего не помнил, а то, что помнил, хотел поскорее забыть. После того как он покинул «Дельфин», Сайлас словно оглушенный скитался по улицам, разглядывая леди в шелках, старух в лохмотьях, девушек в хлопчатобумажных платьях, а потом сидел на ступеньке напротив дома на Колвилл-плейс и ждал, ждал, ждал, бесконечно долго ждал. Он был настолько уверен, что Айрис работает здесь служанкой, что испытал глубочайшее потрясение, когда впервые увидел его. Это было скверно само по себе, но в действительности дела обстояли еще хуже. Просто ужасно обстояли. Сайлас убедился в этом своими глазами, когда увидел их ночью у озера.
