– А что ты рисуешь? Какую картину? – спросила Роз.
– Я только-только начала писать одну новую вещь… И знаешь, мне кажется – у меня кое-что получается. Правда, я пока нарисовала только силуэты, контуры людей и предметов, но…
– А можно мне взглянуть?
– Конечно можно, только…
– Только там – Луис?
– Да. – Айрис кивнула.
– Что ж… – Роз одернула рукава, чтобы скрыть синяки на локтях. – В конце концов, мы с ним только что виделись, так что, если он не возражает…
– Идем! – сказала Айрис решительно. Роз взяла ее под руку, и они стали вместе подниматься по лестнице.
Подвал
Сайлас теребил и выкручивал рукав сюртука, пока ветхая ткань не затрещала. Только сейчас он заметил, как сильно у него трясутся руки. Господи, во что он превратился?! Он стал нервным, неряшливым, потерял способность находить удовольствие в самых простых вещах, которые когда-то ему так нравились. Это все она, подумал он. Она и ее коварство. На мгновение Сайлас представил себе картину – представил мягкую улыбку и исполненный нежности взгляд Айрис – и спросил себя, почему бы ей его не полюбить? Неужто она не в состоянии понять, как сильно он ее обожает, как он был добр к ней, как много времени и денег истратил на их дружбу? Другая бы на ее месте… Но Айрис оказалась невнимательна и беспечна, она с легкостью наносила ему одну глубокую рану за другой… Быть может, она по своему легкомыслию считает, что это пустяки, легкие царапины, и ей невдомек, как кровоточит и болит его израненное сердце!
А вдруг она его ненавидит? В таком случае он ненавидит ее стократ сильнее. Когда в галерее она вырвалась от него, у Сайласа от ярости закружилась голова, а перед глазами встала багровая пелена. Он едва удержался от того, чтобы не броситься на нее, не сжать пальцами ее цыплячью шейку, не ударить головой о тяжелую золотую раму ближайшей картины. Она это заслужила! Она выставила его на посмешище, отвергла его любовь, хотя он уже много раз давал ей возможность оценить глубину и силу своих чувств. Он был вежлив, мягок и терпелив, но она вела себя с ним все грубее, все надменнее. Пора это прекратить, давно пора, но… но Сайлас вдруг понял, что не может этого сделать. Просто не может!
В отчаянии он повалился на пол и несколько раз перекатился из угла в угол, колотя кулаками по доскам, чтобы дать выход своему гневу, одиночеству, ревности и другим чувствам, которые не умел назвать. Вскоре, однако, его приступ прошел, Сайлас потер щеку и сел, оглядываясь по сторонам уже совсем другим, внимательным и цепким взглядом. Нет, подумалось ему, он не позволит себя так легко сломать. Он должен заполучить Айрис. И он ее заполучит. Просто он поторопился, вот она и ускользнула, но больше он такой ошибки не сделает.
Поднявшись на ноги, Сайлас сдвинул в сторону ковер из оленьей шкуры, поднял крышку люка и спустился в свою подвальную мастерскую, где стены были сложены из крепкого камня, а тишина стояла такая, что он слышал, как шумит в ушах кровь. Подсев к верстаку, Сайлас начал составлять план, который не даст осечки.
***
В следующие десять дней Сайлас работал так, как не работал даже над сросшимися щенками. Он привел в порядок одежду, зашил самые большие прорехи, вымылся и даже воспользовался флакончиком с душистым лавандовым маслом. Одновременно он понемногу переносил из подвала в лавку свои инструменты, готовые экспонаты и хранившиеся в банках и бутылях образцы. Самые большие банки поднимать по лестнице было тяжело и неудобно, и ему пришлось предварительно их опорожнять, а потом снова наполнять консервирующим раствором. Кое-что он отнес знакомому аптекарю и продал, выручив на этом несколько шиллингов. Работа была не из легких, но Сайласу она нравилась именно своей кропотливостью, необходимостью действовать методично и последовательно. Кроме того, он знал, что, поднимая наверх очередную бутыль, он приближает минуту, когда сможет начать осуществлять свой гениальный план, и это дарило ему дополнительное удовольствие. Время от времени Сайлас даже ощупывал опустевшие полки, гордясь проделанной работой. Ни один жених не готовился к встрече с невестой столь тщательно, как он, ни один влюбленный не был столь предусмотрителен и внимателен. Сайлас был уверен, что учел и продумал буквально все.
В Стоуке все было иначе. Этот городок со всех сторон окружала сельская местность – маленький, зеленый мир, где даже небо казалось размером с голубую стеклянную бусину. Трепетала на ветру листва, а кусты были сплошь покрыты крупными, иссиня-багровыми ягодами спелой ежевики – той самой, о которой Сайлас рассказывал Флик. Когда он впервые с ней заговорил, она очень удивилась и презрительно скривила губы (так, впрочем, поступали буквально все, к кому он обращался). Несколько раз она даже обернулась, чтобы убедиться, что их не видит никто из подмастерьев – мальчишек и девчонок одного с ними возраста. Флик очень не хотела, чтобы они над ней смеялись, но, когда Сайлас рассказал, сколько замечательных ягод и фруктов растет в том укромном местечке, которое он отыскал в лесу, в ее глазах промелькнул огонек интереса. Воодушевленный этим, он не жалея красок расписывал свой воображаемый сад – земля там усыпана опавшими спелыми плодами, кусты сгибаются от огромного количества сладкой ежевики, а на ветвях поспевают ароматные сливы и яблоки, которые так и сыплются на землю. Сайлас знал, что Флик недоедает – ее тонкие косточки так и выпирали из-под кожи, – и не сомневался, что сумеет ее заинтересовать. Она и в самом деле перестала озираться и, убрав волосы за ухо, посмотрела на него с хитрой улыбкой. Флик еще не поверила ему окончательно, но очень хотела поверить.
На следующий день, взяв несколько монет из тех денег, которые он скопил, чтобы бежать в Лондон, Сайлас отправился на рынок и накупил самых лучших, самых спелых фруктов, а Флик соврал, что набрал их в своем секретном месте и что он покажет ей, где оно находится, если она пойдет с ним.
Флик набросилась на принесенные им плоды с жадностью, позаботившись, впрочем, чтобы их никто не видел вместе. Руки у нее были тонкими, как веточки. На обед у нее был просто кусок черствого хлеба с водой, поэтому фрукты она проглотила за считаные секунды и вопросительно уставилась на него. Ну, говорил ее взгляд, где этот твой сад? Давай, показывай скорее!..
Когда в подвале не осталось ничего, кроме единственного деревянного стула с прямой спинкой и подлокотниками с завитками на концах, он стал похож на пещеру, но Сайлас предпочитал называть его гнездом, которое он приготовил для Айрис. Ему хотелось сделать его как можно уютнее – хотя бы как та комната, которую он видел на картине. В этом отношении Сайлас не собирался экономить: он непременно повесит на стены картины, принесет мягкое кресло и блюда с изысканными яствами, но не сразу. Он твердо решил, что сначала Айрис должна заслужить его доверие. Пока же Сайлас частенько садился на стул и размышлял о том, что бы он предпринял, если бы ему было необходимо бежать из подвала. Он смотрел на сочащиеся сыростью камни, на сводчатый потолок у себя над головой и думал, что оно похоже на звериное нёбо. Ощупывая стены, Сайлас убедился, что они достаточно прочны и нигде не крошатся. Пол был земляной, плотно утрамбованный. Стеллажи и полки он разобрал, а крючки, скобы и кронштейны выдернул, чтобы в подвале не осталось ничего, что могло бы сойти за оружие. Только колокольчик, который он провел в подвал от входной двери, Сайлас трогать не стал, решив, что Айрис все равно не сможет никак его использовать. Кроме того, с его помощью он сможет узнавать о появлении клиентов, когда будет проводить время с ней.
