Для миссис Цили Голд ее сын вскоре после возвращения из Цинциннати стал причиной огорчений. Годами она пыталась отвлечь его от того, что считала угрюмым нравом. Все с меньшим и меньшим успехом она пыталась заинтересовать его посещением синагоги, собраний местного общества или танцев. Он отвечал, что на это у него нет времени. Немного погодя она уже не могла уговорить его даже сводить ее в оперу, на мюзикл, балет или в кино. Гарри по-прежнему жил дома с родителями, но почти всегда был погружен в мысли, напряжен и замкнут. Он становился чужим в собственном доме. Миссис Голд поняла, что с разумом Гарри творится что-то ужасное, совершенно недоступное ее любящему сердцу.
Вечером 26 декабря 1946 года в нью-йоркской лаборатории, где в одиночестве работал Гарри Голд, зазвонил телефон. «Это Джон», — произнес металлический голос Анатолия Антоновича Яковлева
[6], тридцатипятилетнего выпускника Московского инженерно-экономического института, который значился служащим советского консульства в Нью-Йорке.
Вопрос Яковлева «Все ли у вас в порядке?» означал «Нет ли рядом подозрительных посторонних лиц?» или, если еще точнее, «Не было ли за вами слежки?». Ответ Голда «У меня все хорошо» уверил его, что на горизонте все чисто. «Встретимся сегодня в восемь», — сказал Яковлев и повесил трубку, не спросив, удобно ли это Голду, и не назвав места.
Голд знал, что он имеет в виду театр «Эрл» недалеко от стадиона «Янки» в Бронксе. Ровно в восемь Голд подошел к нужному углу вестибюля на втором этаже. Яковлева нигде не было видно. Вместо него к Голду быстро подошел внушительной внешности человек ростом 188–190 сантиметров, со светлыми волосами и очень резкими чертами лица и сказал:
— Вы не знаете, как попасть на Пол-стрит?
Не дрогнув ни одним мускулом на лице, Голд ответил:
— Да, я и сам собирался туда чуть позже, — и достал из кармана обрывок бумаги.
Второй обрывок уже был в руке незнакомца, чтобы их можно было сравнить. На половине Голда значилось «Как попасть на П», а на другой — «ол-стрит».
Рослый советский агент направился к ближайшему питьевому фонтанчику в зоне отдыха — «кошачьей походкой почти что на пальцах ног», выпил воды и вытер рот огромной рукой. Голду, который шел за ним, мужчина сказал:
— Джон готовится к отъезду. Он будет на юго-восточном углу 42-й улицы и 3-й авеню сегодня в десять часов.
Потом он ушел.
И новая встреча, и давний способ опознания с надписанной бумажкой напоминают самую успешную поездку Гарри Голда в качестве курьера — его атомное путешествие в Санта-Фе и Альбукерке в июне 1945 года. Та важнейшая поездка в Нью-Мексико была запланирована еще в мае 1945-го, за столиком в кафе «Волкс» на юго-восточном углу 42-й улицы и 3-й авеню. Потом, в июле 1945 года, на второй, уже более расслабленной, встрече с Яковлевым после возвращения Голда с Юго-Запада был разработан экстренный план на будущее.
Вскоре, возможно, придет время, сказал Яковлев, когда ему придется уехать и его сменит новый связной. По его указанию Голд вырвал первый листок из блокнота, произведенного стопроцентно респектабельной фирмой — поставщиком филадельфийской лаборатории — «Артур Х. Томас компани», и написал на нем фразу про Пол-стрит, разорвал пополам и одну часть оставил себе, а другую отдал Яковлеву. Подразумевалось, что человек, который принесет половинку Яковлева и произнесет условленный пароль, и будет его преемником — новым советским начальником Голда, шестым по счету, начиная с Пола Смита. После Смита, Стива и Фреда был еще Сэм (Семен Семенов, чиновник из «Амторга»), а после Сэма — Джон (Яковлев). Хотя прошло уже полтора года, предсказанный отъезд Яковлева пока еще только приближался.
Как всегда пунктуальный, Голд встретился с Яковлевым в десять, чтобы, как он подозревал, официально попрощаться. Яковлев родился в Борисоглебске Воронежской области
[7], в СССР, это был человек ростом около 175 сантиметров, длинноносый, с бледным лицом и впалыми щеками. У него всегда был такой вид, будто он голодает. Он имел привычку отбрасывать со лба темно-коричневую прядь волос, причем рука его порой начинала дрожать без видимой причины. Его непригодность для шпионажа в США объяснялась очень плохим английским и полной неспособностью заметить слежку. Вместо того чтобы пойти в знакомый бар «Волкс», Яковлев предложил прогуляться, вследствие чего они оказались в другом баре на 2-й авеню возле 42-й улицы.
После того как официант вытер их столик и принял заказ на два пива, Яковлев извинился за то, что не смог прийти в назначенное время на встречу в театр «Эрл» за десять месяцев до того. Сейчас ему нужно сидеть тихо, сказал он. Если придется выбирать, подчеркнул он, всегда лучше передать кому-то другому возможность получить информацию, чем сделать нечто такое, что поставит весь аппарат под угрозу. Он вспомнил то время в конце 1945 года, о чем уже было известно Голду, когда в Нью-Йорк прибыл очень важный человек, имевший при себе информацию об атомной бомбе. Узнав, что этого человека везде сопровождает тип из контрразведки, Яковлев решил избегать контакта с ним. Теперь пришло время ему уехать в другую страну, сказал он, а Голда передать своему преемнику.
— Тому человеку в театре? — спросил Голд.
Яковлев кивнул и ничего не ответил. Голду тоже нечего было сказать. Официант принес пиво.
— Вы не пришли в театр в прошлом месяце, — сказал Яковлев. — Что с вами было?
— Что со мной было? — переспросил Голд.
Они с Яковлевым договорились о том, что, когда ему нужно будет сообщить Голду о предстоящей встрече, Голд получит по почте бесплатные билеты на какое-нибудь спортивное или театральное мероприятие в Нью-Йорке без всякого объяснительного письма. В начале декабря домой Голду принесли конверт с двумя билетами на какие-то бои в Медисон-сквер-гарден. К сожалению, уведомление пришло слишком поздно. Голд должен был приехать туда в тот день и час, который был указан в билетах, но ко времени их получения Голдом бои уже состоялись. Со слабым ощущением триумфа под маской кротости Голд объяснил, что конверт послали по адресу 6328 по Киндред-стрит, а не 6823 по Киндред-стрит, Филадельфия-24.
С возрастающей заносчивостью Голд пояснил, что именно эта задержка с доставкой письма, в которой не виноват ни он, ни почта, и не позволила ему приехать в Нью-Йорк вовремя на ноябрьскую встречу.
Яковлев сжал губы.
— Вы что-нибудь слышали от доктора Фукса с нашей последней встречи? — осведомился он.
Голд сказал, что от доктора Фукса в последнее время ничего не слышно.
— Вам следует начать планировать поездку за границу, — произнес Яковлев деловым тоном.
Голд должен был сначала поехать в Лондон, объяснил советский агент, потом в марте 1947-го на самолете лететь в Париж и там встретиться с физиком, предположительно Фуксом. Яковлев передал ему лист восковой бумаги с напечатанными инструкциями, как установить связь, и Голд внимательно изучил их в тусклом освещении бара.
