«Работу над проблемой контроля [газодиффузионного метода производства урана-235] выполняло теоретическое отделение Лаборатории сплавов [Колумбийского университета] под моим руководством, — написал доктор Коэн, — и отделение „Келлекс корпорейшн“ под руководством Мэнсона Бенедикта. Компания, которой предстояло работать [в Теннесси] — „Карбид энд карбон кемикал корпорейшн“ — также была заинтересована. Фукс прибыл в Нью-Йорк… Состоялся ряд встреч в „Келлекс корпорейшн“ и в Лаборатории сплавов, где две американские группы и одна британская [Пайерлс и Фукс] смогли сравнить результаты. После нескольких совещаний в декабре было принято решение о разделении работ, и Фукс должен был произвести расчет воздействий флюктуаций на объем выпуска для установки, которая проектировалась на тот момент [для строительства в Теннесси].
На всех этапах проблема контроля зависела от мельчайших подробностей конструкции установки, и в ходе выполнения назначенной задачи Фукс получил от „Келлекс корпорейшн“ исчерпывающие сведения о технологической части проекта установки K-25 [той, что строилась в Оук-Ридже]».
Другое заявление 1951 года, сделанное доктором Бенедиктом и обнародованное сенатором Макмэхоном, подчеркивало тот факт, что доклады Фукса отличались оригинальностью и полезностью. Более того, хотя сначала главой британского контингента в Нью-Йорке был профессор Пайерлс, вскоре он уехал и делегировал свои полномочия Клаусу Фуксу.
Семен Маркович Семенов из «Амторга», который освободил Голда от других контактов, чтобы сосредоточиться на Фуксе, был в восторге, что открыл такой богатый кладезь информации. По его настоянию был разработан чрезвычайно тщательный порядок встреч между Голдом и Фуксом: обычных, альтернативных (в том же месте, но в разное время суток и дни недели) и экстренных (на случай, если кто-то из них пропустит обычную и альтернативную встречу). Были приняты особые меры предосторожности, чтобы заметить и нейтрализовать всякую возможную слежку. Они договорились, что Фукс будет заранее сообщать о намерении передать сведения, чтобы Реймонд (Голд) мог моментально доставить их Сэму (Семенову). Как-то раз в марте 1944 года Фукс и Голд подошли друг к другу на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке. Они сделали несколько шагов вместе и повернули на боковую улицу. Там Фукс передал документы и ушел. Голд направился по 5-й авеню и десять минут спустя таким же образом встретился с Семеновым и вручил документы ему. Однажды, когда Фукс не привез документов, они с Голдом прохаживались полтора часа по извилистым дорожкам Центрального парка; на другой встрече они прошагали шесть с половиной километров по Гранд-Конкурсу в Бронксе.
Одна из важных передач материалов из Лаборатории сплавов и Оук-Риджа состоялась в конце июня 1944 года у «Боро-Холла», Бруклин, после того как Джон (Анатолий Антонович Яковлев, советский вице-консул) сменил Сэма в роли начальника Голда. Клаус Фукс сидел на солнышке на скамейке лицом к статуе Генри Уорда Бичера в Боро-парке. Гарри Голд нашел свободное местечко рядом с ним. У обоих в руках были газеты. Через некоторое время они без слов обменялись газетами, как могли бы сделать друзья. Фукс встал и направился прочь. Голд поднялся, перешел парк и снова обменялся газетами — на этот раз с Яковлевым. Документы лежали в конверте между страниц газеты. Еще дважды в июле они проделали то же самое, один раз на 96-й улице в Манхэттене и один раз в Вудсайде, Квинс. Потом наступил тревожный перерыв.
Гарри Голд знал Яковлева только под именем Джон и не имел понятия, как с ним связаться. Клаус Фукс знал Голда только под именем Реймонд и не имел понятия, как связаться с ним. Это «разрывает цепь в двух местах», — объяснил Яковлев Голду. Такова была обычная предосторожность, чтобы кто-то извне не смог добраться вверх по цепочке звено за звеном. Тем летом цепь порвалась сама собой. Фукс не явился на оговоренную встречу с Голдом. Он не явился и на альтернативную встречу в августе. Он не явился и на экстренную встречу.
Яковлев знал адрес Фукса, хотя раньше и не раскрывал его Голду. В отчаянии он послал Голда туда: дом 128 по Западной 77-й улице. Фукс пропал. Уборщик, с которым поговорил Голд, ничего не знал, кроме того, что жилец уехал. Яковлев и Голд знали, что у Фукса есть сестра — миссис Роберт Б. Хейнеман, которая живет в Кембридже, штат Массачусетс, потому что Фукс сказал Голду, что он думает пригласить ее с двумя детьми погостить у него в Нью-Йорке, если аппарат не возражает.
Получив от Яковлева строгие инструкции, Голд договорился об отгуле в своей филадельфийской лаборатории и поехал в Кембридж. Миссис Хейнеман ничего не знала о роли своего брата в шпионаже. Клаус работает где-то на Юго-Западе, неопределенно сказала она; вероятно, он ненадолго приедет к ней в отпуск на новогодние праздники. Если Клаус объявится, она согласилась попросить его позвонить по номеру, который оставил Голд, но не его собственный номер в Филадельфии, а номер человека в Нью-Йорке, кому Яковлев доверял. Голд остался поболтать с детьми Хейнеманов, которых угостил конфетами и тем завоевал их сердца. Он рассказал им и их матери забавные и нежные истории о своих воображаемых близнецах Дэвиде и Эсси. Он так много говорил о своем сыне Дэвиде, что миссис Хейнеман, когда шесть лет спустя ее допрашивало ФБР, припомнила разговор и сказала, что, кажется, ее таинственного гостя звали Дэвидсон.
Из-за перерыва в связи, который показался Яковлеву подозрительным, он применил к Фуксу обычную проверку на возможный идеологический отход. В начале января, когда Голд снова поехал в Кембридж, он привез с собой для Фукса полторы тысячи долларов наличными. Ученый, настолько погруженный в физику, что Голд считал его «гением», отверг деньги. Он работает не за плату, сказал Фукс. Голд тогда зарабатывал химиком по 50 долларов в неделю и еле-еле получал возмещение расходов за выполнение обязанностей курьера. Что-то в позиции Фукса поразило его воображение; с тех пор, даже после признания, он всегда называл физика «благородным».
Клаус Фукс распечатывал всю свою информацию по Лос-Аламосу. Прежде чем передать ее Голду после разговора, физик довольно детально изложил принцип, который использовался при соединении в бомбе двух некритических масс урана, которые образовывали достаточно большую массу, чтобы произошел взрыв. Они с Голдом также договорились встретиться в Санта-Фе на мосту у Кастилло-стрит в четыре часа первой субботы июня. Эта встреча, безусловно, состоялась, как и вторая в сентябре.
Хотя Клаусу Фуксу отказали в разрешении посетить Хэнфорд, нет никаких данных о том, что кто-то в Лос-Аламосе сомневался в его верности. Многих важнейших физиков и там, и на других атомных установках, совершенно лояльных ученых, таких как Энрико Ферми, Эдвард Теллер, Георгий Гамов и Ханс Бете, везде, куда бы они ни шли, сопровождали приставленные к ним лично сотрудники безопасности, но Клаус Фукс таким вниманием не пользовался. Если на нем, как казалось позднее, и была какая-то шапка-невидимка, то отчасти из-за того, что, по словам доктора Бете, руководителя отделения теоретической физики в Лос-Аламосе, он вносил «огромный вклад», а отчасти из-за его манеры поведения. «Он был одним из самых ценных людей в моем отделении, — сказал доктор Бете после разоблачения Фукса как шпиона. — Он знал все, что мы делали. Он всем нравился. Он не был ни назойливым в общении, ни отшельником. Будучи холостяком, он раз или два в неделю заходил в гости к коллегам. Когда другие разговаривали о международном обмене научной информацией, Фукс не проявлял горячности, ни призывая к нему, ни осуждая его. Он был как все остальные. Он не привлекал внимания».
