Кстати, в Англии нашлось любопытное послесловие к признанию Фукса. Документы, по слухам, были обнаружены во время запоздалого обыска в его доме в Харвелле.
Как сообщали парижские газеты, опираясь на слухи, эти документы шли намного дальше скудных подробностей признания самого Фукса. 8 марта 1950 года советское правительство выступило с заявлением, в котором отрицало, что когда-либо получало информацию от Клауса Фукса или когда-либо вообще слышало о человеке по имени Клаус Фукс. Это опровержение, видимо, в наказание за опрометчивое хранение изобличающих документов вопреки всем правилами шпионажа, по слухам, сломало дух ученого в тюрьме. По сведениям, которые не получили ни малейшего официального подтверждения и едва ли будут подтверждены, даже если они и правдивы, Клаус Фукс попросил своего старого друга Уильяма Скардона навестить его в Брикстонской тюрьме возле Лондона и выслушать признание, которое уже было настоящим.
В середине августа 1950 года у Бруно Понтекорво, более блестящего ядерного физика, чем Клаус Фукс, а также обладавшего бо́льшим доступом к англо-американским исследованиям — фактически он был одним из держателей американского патента, который был якобы нарушен при создании самой атомной бомбы, — состоялся разговор с двумя мужчинами на озере Комо в Италии. Его видели за оживленным спором с этими гостями, итальянцем и чехом. После их ухода, такого же внезапного, как и приход, Понтекорво казался угрюмым. В присутствии посторонних он сказал жене: «Я не могу вернуться в Англию. Если я вернусь, меня посадят в тюрьму».
За разговором на озере Комо последовала публикация слухов в парижских газетах о том, что сэр Перси Силлитоу из британской контрразведки наконец-то сломал Фукса и во втором признании получил решение давней загадки, касавшейся той шпионской схемы, которую вынес Игорь Гузенко из советского посольства в Оттаве еще в 1945 году. Особенно загадочной была такая заметка:
«Гини — еврей / дополнительная группа.
Владелец аптеки. Предоставил место для фотографии. Имеет фотолабораторию. У него работают:
a) Голя, молодой художник…»
На кодовом языке шпионажа, если верить газетам, Голя — это Фукс, а Гини — сообщник Фукса в Харвелле. ФБР никогда не комментировало спекуляций о «четырех Г» из канадского доклада о шпионаже. Возможно, это была фантастическая чушь; с другой стороны, вся история с Понтекорво звучала фантастично.
Бруно Понтекорво уехал из Харвелла 25 июля 1950 года в отпуск, который истекал 31 августа. Отпуск уже наполовину закончился, и на решение ему оставалась только неделя или две. Есть распространенное мнение, что у приговоренных к смертной казни преступников вся жизнь проходит перед глазами, — мнение, у которого, похоже, нет доказательств, ведь казненных уже не спросишь, — и Бруно Понтекорво было вполне простительно окинуть взглядом прошедшие события, которые привели его к колебаниям на берегу озера Комо.
В общем смысле его сформировали те же антифашистские влияния, что и Клауса Фукса. Он происходил из состоятельной семьи видных интеллектуалов. Его отец Массимо владел текстильными фабриками в Пизе и окрестностях, пока итальянская экономическая депрессия не лишила его собственности. Бруно, четвертый из восьмерых детей, почувствовав укол относительной бедности, постарался получить научное образование при немалой помощи старшего брата Гвидо, который стал известным биологом. Бруно учился в Римском университете два года до диплома и еще три года после. Физику ему преподавал Энрико Ферми, лауреат Нобелевской премии, который позднее внес такой активный вклад в «Манхэттенский проект».
В апреле 1935 года в журнале Лондонского научного общества вышла статья под заголовком «Искусственная радиоактивность в результате обстрела нейтронами», которая впоследствии прославилась, так как предвосхитила многое в атомных разработках. Среди ее шестерых авторов, выходцев из Римского университета, были преподаватель физики у Понтекорво Энрико Ферми, сам Понтекорво, Эмилио Сегре, позднее работавший в Радиационной лаборатории Калифорнийского университета, и Франко Расетти, позднее работавший в университете Джона Хопкинса.
В то самое время, когда Понтекорво делал первые шаги по лестнице научных достижений, Муссолини начал преследование евреев, ради того чтобы угодить другому диктатору — Адольфу Гитлеру. Будучи евреем, Понтекорво понял, что его будущее на родине предрешено. Через друзей в 1936 году он добился для себя государственной стипендии на учебу у парижского физика профессора Фредерика Жолио-Кюри. Стипендию продлили на следующий год и на третий тоже при финансовой помощи из французских источников. В этот период Понтекорво общался с пестрой международной компанией из леваков и антифашистов, которые состязались между собой в том, кто грубее оскорбит Гитлера и Муссолини.
Когда начались военные действия, коммунисты из этой компании равнодушно отнеслись к военным усилиям Франции или фактически подрывали французскую оборону. Те молодые ученые, которые в своем уме прочно заменили фигуру отца Сталиным, а свою первую религию — сталинизмом, с готовностью нашли правдоподобное объяснение обманчивой тактики партии. Им было велено продолжать научное образование в других местах и любым способом, который могли устроить они сами или партия, и готовиться к тому дню, когда они у себя на родине подчинятся советскому научному руководству.
В Париже Понтекорво встретил шведскую девушку по имени Мариана Нордблом, женился на ней, и от нее у него родился сын, которого назвали Жиль. Когда в июне 1940 года нацистские войска подступили к Парижу, Понтекорво на велосипедах уехали в Бордо, причем они по очереди везли двухлетнего сына в багажных корзинках. В начале следующего года семья переехала в США. Первым местом работы итальянского ученого в Америке стала «Уэллз сервей инкорпорейшн» в Талсе, штат Оклахома, где он занимался радиографическим каротажем нефтяных скважин. Вскоре Понтекорво сумел усовершенствовать методику работы, что было характерно для него с его технической компетентностью.
Понтекорво решил стать американским гражданином. Он оформил первые документы и, чтобы не потерять своего положения, продолжал платить налоги в американскую налоговую службу и после переезда в Канаду.
Осенью 1942 года Понтекорво получил предложение, которое сразу же принял, присоединиться к контингенту британских ядерных физиков, направляющихся в США, чтобы принять участие в масштабной исследовательской программе военного значения. Как стало известно из канадских источников, на эту роль в совместном труде его изначально рекомендовали американские ученые. Он недолго проработал в Нью-Йорке и затем переехал в Монреаль как участник англо-американо-британской команды атомных исследователей, которая формировалась тогда под руководством доктора Альбана.
Алан Нанн Мэй прибыл в Канаду в начале 1943 года и подружился с Понтекорво, хотя и не выставлял их дружбу напоказ. Они оба были членами британской группы ученых, которая приезжала на «Металлургический проект» в Чикаго для секретных переговоров с американскими физиками в январе 1944 года.
Впоследствии Понтекорво сосредоточился на опытах в ходе подготовки к строительству канадского атомного реактора на тяжелой воде у поселка Чок-Ривер возле Петававы, провинция Онтарио.
