Бросив свою старую колымагу, Понтекорво с женой и тремя сыновьями 31 августа сел на регулярный пассажирский рейс из Рима до Копенгагена. Там они вышли из самолета, «опасаясь слежки», и поехали на поезде до Стокгольма. Ночь 1 сентября они провели в советском посольстве в Швеции. На следующее утро они не навестили и даже не позвонили чете Нордблом — родителям миссис Понтекорво, которые проживали там же, в Стокгольме. В 11 утра они на посольской машине прибыли в аэропорт Бромма в Стокгольме со всеми своими чемоданами. Во время полета в Хельсинки их младший сын Антонио сказал одному из пассажиров: «Мы летим в Россию». Потом мальчик увидел землю внизу и спросил: «Это Россия?»
Во время перелета до Хельсинки Бруно Понтекорво беседовал с министром внутренних дел Финляндии Йоханнесом Виролайненом, а после прибытия отдал Виролайнену свой британский паспорт и сказал, что тот больше ему не нужен. Супруга Виролайнена обратила внимание на миссис Понтекорво, потому что та «явно нервничала, и у нее был бледный и измученный вид». Госпожа Виролайнен вспомнила, что Понтекорво прибыли в Хельсинки вместе с другими пассажирами в автобусе авиакомпании. Энрико Альтавилла, стокгольмский корреспондент римской газеты «Иль темпо», который также летел этим рейсом, заявил, что Понтекорво ехали не на автобусе, а ждали в аэропорту машину из советской дипмиссии, которая и отвезла их вместе с драгоценными чемоданами в порт. Советское судно «Белоостров», отправление которого было назначено на 10:40 того утра, ждало их наготове. Когда в 5 часов вечера ученый и его семья поднялись на борт, тут же подняли трап, отдали швартовы, и судно отправилось в Ленинград. «Белоостров» прибыл в Россию 5 сентября.
Как только дело Понтекорво вскрылось в Риме 20 октября, посыпались дичайшие измышления. Одни эксперты утверждали, будто русские похитили ученого. Другие заявляли, что он сошел с ума. Немногие умы аналитического склада пришли к выводу, что Советы заманили физика каким-то обманом, внушив ему ложную иллюзию того, что он сможет служить посредником между учеными Запада и учеными Востока. Судя по всему, ни одно из этих предположений и догадок ничем не подкреплялось. А голые факты говорят о том, что Понтекорво отправился по стандартному маршруту эвакуации для советских агентов в Великобритании, после того как распространились слухи о том, что еще один важный атомный шпион в Харвелле находится под угрозой.
Предположительно на основе докладов шведской разведки американский обозреватель Виктор Ризель заявил 16 апреля 1951 года, что задание Понтекорво в России заключалось в том, чтобы разработать к июню 1952 года систему противовоздушной обороны, основанную на космических лучах, которая лишила бы Америку возможности доставлять в нужную точку атомные и водородные бомбы. Ризель утверждал, что Понтекорво должен ускорить производство атомных бомб и разработать ракеты, способные к точному наведению на цель даже на отдаленном континенте.
24 сентября Кеннет де Курси, редактор лондонского журнала «Интеллидженс дайджест», заявил, что русские рассчитывают взорвать водородную бомбу под руководством Понтекорво к июню 1952 года. Предыдущий срок — октябрь 1952-го, по словам де Курси, был передвинут на июнь лично Сталиным. Де Курси, который, похоже, не особо разбирался в атомной энергии, заявил, что получил сведения от антисоветски настроенных лиц за железным занавесом, имеющих доступ к засекреченным материалам. Он утверждал, что Понтекорво работал в главном советском центре по исследованию водородных бомб, расположенном на дальнем юге азиатской части России.
Исабек Юсуф Алптекин, бывший генеральный секретарь провинции Синьцзян в Китае, заявил в Каире 11 ноября 1951 года, что Понтекорво работает в огромном атомном центре в Синьцзяне возле нового города, имеющего форму осьминога, в Куалчже, недалеко от столицы Урумчи. Исабек получил эти сведения от беженцев в Синьцзяне, а также из советских передач по «Радио Туркестан». Два или три дня спустя «Чайна юньон пресс» из Тайхоку сообщила, что Вэн Вэньхао, знаменитый геолог и бывший премьер-министр, присоединился к Понтекорво в Синьцзяне в работах над водородной бомбой.
Американские ученые отметали слухи о Синьцзяне по двум причинам: во-первых, источники казались недостаточно надежными, и, во-вторых, для атомных установок нужна инфраструктура с источниками снабжения и оборудования и высокоразвитые коммуникации, которых не было в Синьцзяне. Гипотеза Ризеля казалась более правдоподобной, хотя лидеры атомной гонки в США не получали никаких подтверждений того, что СССР назначил срок на 1952-й или на какой-либо иной год.
В конце ноября 1951 года две римские газеты — «Иль темпо» и «Моменто сера», — ссылаясь на неустановленные русские источники в Стокгольме, заявили, что Бруно Понтекорво в России попал в тюрьму по подозрению в шпионаже и передаче атомных секретов в пользу Америки. Эти сенсационные статьи утверждали, будто Сталин пришел к выводу, что Понтекорво передавал данные о русских атомных взрывах президенту Трумэну. Британцев это не впечатлило. «Интересно, — сказал чиновник министерства снабжения в Лондоне, — как эти новости, если они и правдивы, просочились за железный занавес». Надежные посты перехвата в Финляндии и других местах на Западе не слышали никаких новостей об аресте Понтекорво. Более того, впервые президент Трумэн объявил об осуществленном в СССР атомном взрыве 23 сентября 1949 года, за целый год до того, как Понтекорво покинул Англию. Второе и третье заявления Белого дома по этому вопросу датировались 3 октября и 29 октября 1950 года, то есть у Понтекорво было на шпионаж не больше месяца после своего прибытия, и не нужно даже задумываться, чтобы понять, как это глупо. В конце декабря 1951 года появились кое-какие мелкие знаки, которые можно было интерпретировать в том смысле, что Понтекорво в СССР ждал не арест, а повышение научного статуса. Как писала «Нью-Йорк таймс», ведущие научные журналы СССР отвергли братьев Алиханян, получивших три года назад Сталинскую премию за открытие варитронов. Так как Понтекорво был одним из тех иностранных физиков, которые сомневались в существовании варитронов, это могло означать его личную победу.
Ничто не поражает воображение больше, чем шпионские романы, а порой и шпионские факты. Исходя из слухов о Понтекорво, можно было придумать что угодно. В такой стране, как Россия, где подозрительность ко всем, кто когда-либо выезжал за границу, поддерживалась на государственном уровне и обострилась почти что до мании и где пытливому уму, с трудом мирящемуся с ограничениями, не давали никакой свободы, не было чем-то немыслимым, если бы Бруно Понтекорво, несмотря на все его заслуги, арестовали под тем или иным предлогом. Вполне можно представить себе, что госпоже Понтекорво надоела ее жизнь в России и она захотела вернуться в Англию, но обнаружила, как и тысячи до нее, что гораздо легче попасть в Россию, чем из нее уехать.
Все эти предположения на самом деле почти ничего не прибавили к фактам. Зачем Советам было настраивать против себя Понтекорво, его жену и детей? Что могло сильнее привлечь любого ученого, чем возможность возглавить столь обширную программу исследований, как утверждалось в некоторых сообщениях? Кое-кто из американских специалистов по шпионажу задавался вопросом, не распространялись ли эти истории с целью вынудить Советы раскрыть местонахождение и деятельность Бруно Понтекорво. Если так, они ничего не добились
[23].
