— Я должна тебе 40 долларов, — сказала Дайэн и настояла на том, чтобы тут же, на месте, выписать чек.
Так сумма, которую нес Грингласс, возросла до 4040 долларов.
Юлиус Розенберг перешел на другую сторону, чтобы не встречаться с ними, и, когда Дэвид его догнал, он хмурился и нервничал. Он все оглядывался через плечо, как будто старался разглядеть, нет ли за ним слежки. По дороге домой, когда он попрощался с Розенбергом, у Грингласса тоже появилось ощущение, что за ним следят.
К тому времени, как Дэвид Грингласс добрался до своего этажа через пять лестничных маршей, его охватило чувство паники. Он побежал в туалет и хотел спустить полученную от Розенберга пачку денег в унитаз.
— Это грязные деньги, — сказал он. — Грязные!
Рут заплакала и схватила его руку.
— Это не деньги, а мы, — возразила она. — Ты не можешь уничтожить такую сумму. Это святотатство.
Дэвид успокоился и согласился пока что положить деньги в каминную трубу. Потом Рут уговорила его отнести их в дом Луиса Эйбела, мужа ее сестры, и попросить его сохранить их, пока они не придут за ними, или в случае крайней нужды использовать, сколько ему понадобится. Луис спрятал деньги в пуфике, стоявшем у него в гостиной, и заклеил отверстие после того, как засунул туда пачку.
Юлиус пришел к ним еще один, последний раз. Он был бледен, его била дрожь. Первым делом он спросил, следят ли за ними. К тому времени Дэвид Грингласс был уверен, что находится под наблюдением.
— Я знал, я знал! — воскликнул Розенберг.
Он сам ездил на север Нью-Йорка и собирался повидать кое-кого в Кливленде, но решил, что это слишком рискованно.
— Нам всем придется уехать раньше, чем мы рассчитывали, — сказал Розенберг дрожащим голосом. — Кольцо сжимается.
Рут уставилась на него.
— Ты едешь? — спросила она.
— Еду, но не одновременно с вами, — ответил Розенберг. — Мы встретимся в Мексике.
— А что думает Этель?
— Ей это не нравится, — сказал Розенберг более спокойным тоном, — но она понимает, что так нужно. Я собирался принести вам еще две тысячи, но за мной следили, и я не хотел рисковать.
Рут переглянулась с мужем.
— Мы никуда не поедем, — тихо сказала она.
Дэвид так же тихо поддержал ее:
— Мы остаемся.
Сначала Юлиус Розенберг отказывался поверить своим ушам. Потом он взбесился. Какое-то время Дэвид терпел оскорбления, потом набросился на зятя, и тот нырнул в коридор.
— Ты возбужден! — крикнул Розенберг с лестницы. — Ты не в себе, Дэвид. Сейчас я уйду, у меня дела. Прими холодный душ и все обдумай. Поговорим позже.
Позже они не поговорили. Они не встретились до тех пор, пока не предстали друг перед другом в суде. У Рут началась лихорадка из-за инфекции в обожженных тканях; ее снова пришлось везти в больницу на «скорой помощи». Дэвид взял отпуск на работе, чтобы присматривать за детьми. Когда 15 июня в его квартиру вошли четверо агентов ФБР, коренастый молодой техник улыбнулся им и попросил сесть:
— Я поговорю с вами сразу же, как только разведу детскую смесь.
Первой приманкой, чтобы заманить Дэвида Грингласса в шпионаж, была возможность спать с женой во время войны. Сказано довольно грубо, но это лишь элементарный факт, так как Дэвид и Рут были близки и физически, и психологически. Они были любовниками и друзьями; они знали друг друга с детства, лет с десяти — одиннадцати, когда играли в одном и том же дворе, и редко ссорились. Давид даже не делал Рут предложения; между ними считалось само собой разумеющимся, что они поженятся, как только смогут. Ему было двадцать, ей восемнадцать, когда 29 ноября 1942 года они проскользнули в мэрию, чтобы заключить брак. Мать Дэвида пошла с ними, чтобы получить разрешение, потому что он был несовершеннолетним.
Еще до брака Дэвид пытался поступить в армию. Он четыре или пять раз проходил экзамен во флот, но безуспешно — из-за своего дальтонизма. Через четыре месяца после заключения брака его призвали. В армии он получил базовое образование в Абердинском артиллерийско-техническом училище, и потом его год переводили с одного на другой армейский пост в США. В июле 1944 года Грингласс оказался в Оук-Ридже. После курса по знакомству с «Манхэттенским проектом», включая лекции по безопасности, его в августе послали в Лос-Аламос, штат Нью-Мексико, и приписали механиком к мастерской доктора Джорджа Кистяковски, специалиста по термодинамике из Гарвардского университета. В следующие полтора года Грингласс работал над атомной бомбой.
Рут Грингласс пыталась поддерживать близкие отношения с мужем, насколько это было возможно. В конце осени 1943 года она последовала за ним на Западное побережье, чтобы отпраздновать их первую годовщину на воздушной базе Помона в Калифорнии. Вместо того чтобы сразу же вернуться в Нью-Йорк, она по внезапному наитию зашла в комиссию штата по безработице и нашла себе работу делопроизводителя на близлежащей фирме «Джошуа Хэнди хемп уоркс». Рут Грингласс сняла квартиру рядом с воздушной базой, а Дэвид получил разрешение прожить с ней там несколько месяцев, пока его не перевели в Миссисипи. Миссисипи звучало несколько угрожающе для работающей жены, поэтому миссис Грингласс ненадолго вернулась в Нью-Йорк.
В первый период работы Дэвида в Лос-Аламосе женам не разрешалось навещать мужей. Им не рассказывали ни о характере, ни о месте работы. Почту следовало адресовать на почтовый ящик 1663, Санта-Фе, Нью-Мексико. Входящие и исходящие письма просматривались цензором. Чуть погодя правила несколько смягчились, так что жены смогли жить в соседних городах вроде Санта-Фе и Альбукерке, если им удавалось устроить это, что было не всегда легко из-за недостатка работы для женщин с достаточной зарплатой.
Осенью 1944 года Рут Грингласс начала копить деньги на отпуск, чтобы отметить их вторую годовщину. Дэвид конфиденциально обратился с просьбой об увольнительной, чтобы встретиться с ней в Альбукерке. Но потом случилась одна из тех семейных бед, которые периодически бьют по небогатым семьям из Нижнего Ист-Сайда, и положила конец надеждам на семейное гнездышко. Рут не смирилась с поражением, но она чувствовала себя совсем несчастной, когда приняла приглашение поужинать с Юлиусом и Этель Розенбергами как-то вечером в середине ноября.
После ужина Этель Розенберг окольным путем добралась до причины приглашения и обратила внимание Рут на тот факт, что они с мужем уже какое-то время не занимаются коммунистическими делами.
— Возможно, ты заметила, — сказала Этель, — что мы больше не покупаем «Дейли уоркер» в киосках, как обычно, и не ходим на встречи. Дело в том, что Юлиусу удалось сделать то, чего он хотел уже давным-давно.
Юлиус откашлялся.
— Два года, — сказал он, — я пытался связаться с людьми, которые дали бы мне возможность оказывать более действенную помощь, чем просто быть членом партии.
Рут Грингласс задумалась, куда они клонят, и Юлиус Розенберг раскрыл карты.
