— Я хотел это скрыть, — пояснил Элитчер.
— Вы солгали ФБР? — добивался защитник.
— Я умолчал об этом, — сказал Элитчер, как это обычно бывает, когда признание происходит по частям.
Анонимные угрозы расправы, которые Элитчер получал по почте, подтвердили общее впечатление, что первый же из 118 заявленных свидетелей обвинения доказал несостоятельность защиты. Впоследствии Элизабет Бентли и Гарри Голд описали свои косвенные шпионские связи с Юлиусом Розенбергом, что имело почти столь же катастрофический эффект.
Мисс Бентли, школьная учительница средних лет, тщательно подбирая слова, заявила, что среди прочих работала на Якова Голоса и на Анатолия (Эла) Громова, первого секретаря русского посольства.
— В основном моя работа состояла в сборе сведений от коммунистов, работающих на государственной службе США, и передаче их коммунистическому руководству для пересылки в Москву, — заявила она. — Компартия, являясь частью Коммунистического интернационала, служила только интересам Москвы, будь то пропагандой, шпионажем или диверсиями.
В разное время, по ее словам, она имела дело более чем с тридцатью информаторами, включая некоего человека по имени Юлиус, который жил в Никербокер-Виллидж в Нью-Йорке.
Несколько раз осенью 1942 года и осенью 1943 года, сказала она, поздно ночью в ее квартире в Гринвич-Виллидж звонил телефон и кто-то в трубке говорил: «Это Юлиус». Юлиус оставлял сообщение для Голоса. Как следствие этого сообщения они с Голосом через день или несколько дней обычно ехали в Никербокер-Виллидж. Голос оставлял ее в припаркованной машине, а сам ходил взад-вперед по тротуару, поджидая человека, которого он называл инженером. Затем появлялся Юлиус, они с Голосом шли в кондитерскую, и через некоторое время Голос, по словам мисс Бентли, возвращался один с конвертом с технической информацией.
Эмануэль Блох изо всех сил постарался уничтожить эффект показаний мисс Бентли. Однако ни он, ни обвинение, по-видимому, не удосужились проверить, насколько хорошо она помнила вид или голос Юлиуса. Она совсем не знает Гарри Голда, согласилась мисс Бентли. Ее так и не обвинили в шпионаже, несмотря на то что в печати ее изобразили как бывшую королеву шпионажа, признала она. Она не так исчерпывающе рассказывала о своих отношениях с Голосом, как на процессе Бротмана, но и не утверждала, будто их связь с ним носила чисто деловой характер. Одним из плюсов ее шпионской деятельности было то, что, будучи соучастницей Голоса, она порой могла отдавать приказы Эрлу Браудеру, который во время войны недолго был номинальным лидером компартии США.
Между процессами Бротмана и Розенбергов Гарри Голда приговорили к 29 годам и 223 дням в тюрьме (30 лет минус время, проведенное в заключении после ареста), причем срок могли значительно сократить за хорошее поведение. Хотя Голд никогда не видел и не разговаривал ни с одним из обвиняемых по делу Розенбергов, он оказался важным свидетелем. Впервые публично рассказав о своих встречах с Клаусом Фуксом в Нью-Йорке, Кембридже и Нью-Мексико и используя в качестве ориентира собственную неспокойную шпионскую жизнь, Голд создал атмосферу, благоприятную для обвинения. Затем он сосредоточился на короткой двусмысленной встрече с Гринглассами в Альбукерке 3 июня 1945 года, когда обрезок коробки из-под желе, отданный ему Яковлевым, совпал с обрезком, который дал жене Грингласса Рут Юлиус Розенберг. Помимо пароля «Я от Юлиуса» Гарри Голд накрепко связал Юлиуса Розенберга с их встречей рядом точных воспоминаний.
Весь рассказ Гарри Голда хорошо укладывался в историю Розенберга — Грингласса в том виде, в котором ее изложил прокурор. Голд рассказал о поручении Яковлева сделать дополнительную остановку в Альбукерке на обратном пути после встречи с Фуксом в Санта-Фе, потому что женщина, которая получила задание поехать в Альбукерке, не смогла этого сделать. Он рассказал, что возражал против двойного груза, но Яковлев только окоротил его свирепым взглядом и прошипел: «Это приказ!» Так как обычно Голд, по его свидетельству, установив контакт с информатором, продолжал его вести, то после встречи с Гринглассами он дважды предлагал возобновить связь, но Яковлев только холодно его отчитал. Скрытой причиной для этой отповеди, конечно, было то, что Розенберг возобновил прерванную связь с Гринглассом.
Допрашивать Гарри Голда на свидетельской трибуне было все равно что допрашивать энциклопедию: это приводило к целому потоку холодных, точных фактов. Прочитав протоколы судебного процесса над Бротманом и придя к очевидному выводу, Эмануэль Блох только махнул рукой, когда Голд закончил давать показания.
— Защита не будет допрашивать этого свидетеля, — сказал он.
Пока все внимание в зале суда было направлено на Голда, суматоха, начавшаяся за его стенами, намекала на тайный, медленно тлеющий огонь контршпионажа, который подпитывался признаниями в суде. Уильям Перл, блестящий молодой специалист по аэродинамике (как говорят, второй в своей области в США, уступавший только доктору Теодору фон Карману), был арестован по четырем пунктам обвинения за дачу ложных показаний под присягой. Перла называли многообещающим свидетелем обвинения на процессе Розенберга, пока не оказалось, что у него очень плохая память. Давая показания перед большим жюри, он не смог вспомнить, что знал Юлиуса Розенберга и Мортона Собелла, своих однокашников по Городскому колледжу, мистера и миссис Элитчер из Флашинга, а также мистера и миссис Майк Сидорович из Кливленда.
После того как Перл заявил, что невиновен, его адвокат Реймонд Л. Уайз яростно опротестовал предложение прокурора установить для него залог размером в 20 тысяч долларов.
— Мистер Перл желает оказать помощь государственному обвинению, — заявил Уайз. — Я располагаю его обещанием помочь государственному обвинению. Почему-то государственное обвинение вбило себе в голову, что он лжет, хотя это не так.
Федеральный судья Годдард любезно предположил, что профессора известны своей забывчивостью, и Уайз согласился, что они часто бывают рассеянными. Казалось, судья готов вот-вот снизить залог до 10 тысяч долларов, когда помощник государственного прокурора Фоули заявил, что мисс Вивьен Глассмен, старая подруга Этель и Юлиуса Розенберг, предложила Перлу «значительную сумму» в Кливленде на побег из США. Перл обратился за получением паспорта в феврале, прибавил Фоули. Он просто хотел продлить старый паспорт, успокоительно заверил его Уайз, чтобы летом поехать в отпуск в Европу. Несколько подозреваемых в шпионаже совершили побег, так что их уже невозможно схватить и вернуть, и двое из них связаны с Перлом, непреклонно заявил Фоули. Заметив, что как-то рановато продлевать паспорт для летнего отпуска в феврале, судья Годдард сказал, что все-таки решил оставить залог в 20 тысяч.
Уильям Перл, который в 1945 году законным образом сменил бывшую фамилию Муттерперл, родился в Нью-Йорке 1 октября 1918 года в семье русского и полячки, получивших американское гражданство. Он ходил в старшую школу в Бронксе, а потом поступил в Городской колледж, где получил степень бакалавра наук по электротехнике в 1938 году и степень магистра в 1940-м. Благодаря высокой оценке на экзаменах на госслужбу Перла в апреле 1939 года назначали советником Национального комитета по аэронавтике — исследовательской группы американских ВВС. Время от времени комитет разрешал ему посещать курсы для повышения научно-технической квалификации. В 1944 году Перл отправился в Лабораторию авиационных двигателей Льюиса в Кливленде, где возглавил группу из 15 исследователей, изучавших возможности реактивных двигателей и сверхзвуковых полетов. Национальный комитет по аэронавтике вернул его в Колумбийский университет для дальнейшего образования; получив там докторскую степень осенью 1950 года, он, однако, ушел с государственной службы и стал преподавать.