Долю секунды я смотрела в его глаза и не могла поверить: он меня не уволил! А потом захотелось провалиться. Под землю, куда угодно, просто в прах рассыпаться. Потому что несмотря на сверкающую ярость, удаву было плевать. На слова, высказанные и даже обидные, на мнение окружающих. На меня…
– Отчего пауза? – с ехидной усмешкой спросил он у ведущего, намеренно подчёркивая своё отношение к происходящему.
У меня в душе всё перевернулось. И я ушла. Даже не прислушивалась, что там бормотала Алиса. Или ребята. «За» они были или «против».
Я вышла на холод и морось. В душе было пусто. Развернувшись и вспыхнув, она вдруг сжалась до точки. Каблуки и красный цвет показались нелепыми, вульгарными в серо-жёлтых тонах осени, словно разлитое на светлом ковре пятно от дешёвого вина. Проклятые туфли! Хоть босиком иди. Но ждать, когда подадут такси, было невмоготу, и я запрыгнула в маршрутку, сжалась в комок на сиденье и замерла. Город нёсся мимо.
А я поняла, что впервые за две недели этой игры, не знаю, что делать дальше. Плана у меня нет. Игра на поверку оказалась дурацкой. Актёры – бездарными. Сценарий – слитым. И в сердце отчего-то щемило. Я не хотела его оскорблять, а вышло. В итоге занавес.
Куда бы деться?!
Я пришла домой. Покормила кота, распушившего хвост трубой, почесала за ушком. Вспомнила глупую шутку про удава. Закусила губу. Как же скверно!
Затем подсыпала корму канарейке. Цветы полила. У кого-то ломит суставы, у меня крутило внутри. И тихо в доме было до жути, так тихо, что, казалось, слышно даже коту, каким громким парадом маршируют в моей голове мрачные мысли. Словно кто-то завёл мой ум, как адскую шарманку, решив меня доконать. И всё под аккомпанемент старой песни Аббы «Победитель получает всё». Какая победа? В чём победитель? Просто есть вымысел, а есть жизнь и реальность. «Если ты думаешь, что справедливость победила, попробуй убедить в этом побеждённых
[21]». И всё же…
Всегда здорово считать себя классной, справедливой, спасительницей, да ещё Бог знает кем! Куда проще сказать: «Сам дурак», чем видеть себя дурой. А ведь сколько не отбеливай себя в душе, тёмной стороны там ровно наполовину. Она вдруг всплывает, топит и заставляет ныть: «Я не плохая. Я ужасная. Я хорошая. Он заслужил. Я заслужила. О, нет…»
Кот сидел на табуретке, сложив перед собой лапки, и смотрел на меня, как шерстяной человек. Осознанно и вроде бы тоже осуждающе. Нет, я не могу оставаться одна!
– Прости, кот, – сказала я.
Иронично вышло: «Жена кролика Роджера» разговаривает с котом. Я быстро сменила наряд дивы на свитер и джинсы, каблуки – на кроссовки. Набрала брата.
– Привет, систер! – обрадовался Славик.
– Занят?
– Для тебя – нет.
– Можно приеду?
– Приезжай!
Кутаясь в спортивную куртку, нахлобучив шапку на глаза и засунув руки в карманы, я снова вышла из дома. Вечер, холодно… Не до одиночества.
* * *
Дверь распахнулась, впустив меня в тепло, свет и крепкие объятия Славика, моего сводного брата. Я стянула шапку и попыталась улыбнуться.
Так случилось, что мама у меня влюбчивая. Папа – ещё более влюбчивый. Два студента произвели меня на свет в горячей, пылкой любви, которая разбилась о быт, тёщу и студентку с параллельного курса. Мама была ещё два раза замужем, папа – три. В промежутках между штампами можно не считать. Но особенность моей любвеобильной семьи заключалась в том, что все и сейчас дружат. Только третья папина жена была ревнивой и пыталась навести порядок в нашем дружественном семейном хаосе. Продержалась два года. А так – и в гости, и в больницу, если с кем чего случилось, или просто яблоками из сада поделиться, всё, как в лучших американских сериалах с европейской толерантностью и южнороссийской шизанцой.
– Лёша, Вику к себе возьмёшь? У меня тут кое-что намечается… – говорила мама моему папе, когда мне было пять, десять, пятнадцать. Если бабушка была занята.
Славик и Ромка, папины сыновья от следующего брака, младше меня на три года, тоже у нас с мамой как-то жили, называли маму Танюшей и советовались «про любовь». А вот дочка от третьей жены Лерочка и её сестра Эля, вообще не от папы, но вроде тоже почти родня, не притёрлись. Да и с папой у них отношения так себе: вечно на что-то обижаются. Позвонишь с праздником поздравить, а с тобой, выясняется, не разговаривают, а потом вдруг бац, и снова как ни в чём не бывало: кто старое помянет, тому в глаз, не чужие люди… В общем, на Лерочку и Элю я забила: появляются – общаюсь; не появляются, значит, снова во мне проснулось вселенское зло, которое их как-то задело. Я не ломаю голову: обижаться на приливы и отливы смешно. И папа сказал, что это процесс автоматический, немного сезонный. В их маму. Тётя Рая была любительницей славянской мифологии и всех подозревала в колдовстве, каких-то иголках и прочем. От примет, привезённых ею из родной деревни, аж дурно становилось. Но, к счастью, тётя Рая появлялась на моём горизонте редко.
Сейчас у папы новая жена Марина и дочка Женечка, милаха такая кудрявая, ручки тянет и много улыбается. Марина преподаёт йогу и периодически отправляется в паломничество в Индию, поручая Женечку папиной второй жене, тёте Оле, ведь папа часто в командировках. Но недавно тётя Оля вышла замуж и уехала в Ригу. Ромка рванул на поиски счастья в Москву, а Славик как раз вернулся, успев отучиться, жениться и развестись. Теперь он занимался ремонтом оставшегося от мамы дома и жил пока у папы с Мариной, пребывая в состоянии философской созерцательности, ненавязчивого поиска дела и любви всей своей жизни.
– Систер, ты прекрасна, как никогда, – заявил прямо у порога Славик, высокий, красивый, похожий на юного викинга и Будду одновременно, если бы тот был блондином. – Ты влюбилась?
– Что?! – я моргнула.
– Очень похоже.
– Нет! Нет… Боже, я не влюбилась! – запротестовала я отчаянно и при виде понимающей ухмылочки Славика стукнула его по плечу. – Перестань!
– Ладно, потом сама расскажешь. Пошли пить чай. Я прикупил потрясающий пуэр.
– А папа дома? – спросила я, отдавая в джентльменские руки брата свою снегирёвую куртку.
– Нет, поехал за Женечкой в садик, а потом у них с Мариной какое-то мероприятие в Мастерской Йоги и Путешествий. Кажется, концерт.
После напряженных дней, наэлектризованного вечера, грандиозной посадки в лужу и угрызений совести я растаяла в тепле и благости папиного дома – с деревянными стенами, ловцами снов в углах, икебанами в рамках и экологически чистыми яблоками в большой вазе, присыпанными красными бусинами калины. Пахло сандалом, чабрецом и любовью.
Чай в понимании Славика – это вовсе не то, что глушит удав, это ритуал, медитация и повод подышать рядом. Славик церемонно ливанул первую порцию на голову глиняному богу чая – Сунь Луню, и разлил нам по крошечным китайским чашечкам. Потом ещё и ещё, по кругу. Есть в чайной церемонии что-то волшебное. Я успокоилась. Стало хорошо.
