– А есть-то уже очень хочется, – заметила я, глядя на вывеску кафе, заместившего некогда славящийся своей кухней трактир, – пусть и не Бургундского с перепелами, но чего-нибудь существеннее мороженого и не такого банального, как пицца.
– Сейчас найдём. Гуглкарты в помощь!
– О, хорошо, в мою голову приложение ещё не загрузили, – хихикнула я.
– Вы так много знаете! – восхищённо покачал головой Михаил. – И умеете рассказывать… Не ожидал, честное слово!
– Мне было интересно, – улыбнулась я. – Скажите, хоть немножечко изменилось ваше мнение о Париже?
И вдруг он резко притянул меня к себе, одним движением. Моё сердце пропустило удар. Мимо нас, прямо по газону промчался дикий чернокожий мотоциклист. Он понёсся дальше, а Михаил продолжал прижимать меня к себе. Его тепло, и руки, и взволнованное дыхание было так близко, что моё сердце затрепетало, а вместе с ним и тело. Горячая волна прокатилась по животу и бёдрам, но нет… Нельзя. Я осторожно отстранилась, Михаил нехотя выпустил.
– Чуть не сбил, мерзавец, – хрипло проговорил он.
– Спасибо, – пробормотала я.
– Не за что. – Его глаза блестели, а щёки были по-мальчишески румяными.
Мы оба были… смущены. Наверное, во всём был виноват Париж, и воздух, и д'Артаньян…
И хотя всё моё я потянулось обратно, в тепло, к нему, я отшагнула на мостовую и улыбнулась, скрывая залившее меня с головой смятение:
– Давайте всё-таки где-нибудь поедим…
Глава 15
Странно. И весело, и… даже слов не могу подобрать, как! Не помню, когда я так себя чувствовал – вдруг легко и правильно. У неё, кажется такой дар – заставлять меня ощущать забытое и в то же время что-то новое, совершенно непонятное. Словно прыгаешь с тарзанки и в последний момент вдруг понимаешь, что никто не проверял, надёжно ли она привязана. И летишь чёрт знает с какой высоты вниз. Радость, адреналин, головокружение и подспудный страх… сейчас как грохнешься на камни под обрывом…
Чем больше мы шли, тем проще становилось внутри. Будто я вдруг стал легче на вес самого себя. И пока не знал, что с этим делать… Наверное, ей действительно нечего прозябать в моей фирме – она актриса, талантливая, сумасшедшая. Но и на сцену не пустил бы. Навидался я этих актрис, певичек… разврат сплошной. До тошноты!
Вика размахивала руками, поворачивалась с безумным энтузиазмом, и казалось – да вот он, юнец д'Артаньян! Безусый, но отчаянно наглый парниша со шпагой. Поворот за угол, и она уже леди Винтер, с таинственной улыбкой, томным взглядом… Её светлые кудри взлетают в воздух – это она перепрыгнула через канавку, и уже нет коварной шпионки, взгляд практически ангельский. Кто там у нас на очереди? Горничная Кэт?
Сколько углов мы прошли, столько я перелистал страниц с картинками под названиями Вика-мушкетёр, Вика-Констанция, Вика-Людовик Тринадцатый. Я сам не заметил, как включился в игру. Впрочем, это был тот случай, когда не надо было продумывать фразы. Реплики героев, которые я знал наизусть, находились на любой случай. Причём вылетали сами собой. Я – большой фанат советских фильмов и мультиков, современные не люблю. Но не припоминаю, чтобы меня так несло. Наверное, дурнинка бывает заразительной. По крайней мере, смеялась Вика так, что меня тоже пробивало, будто не смеяться в ответ было ненормальным.
Сколько мы гуляли? Час? Два? Три? Не знаю, но столько я, пожалуй, лет с двенадцати не дурачился. Или с десяти? Аж в голове что-то попустило.
Я окончательно и бесповоротно понял: я хочу её! Рядом, всегда! И прямо сейчас!
Особенно после того, как выудил Вику из-под колёс адского рокера. Прикоснулся, скользнул ладонью по кисти, прижал. И мгновенно опьянел от её лёгкого цветочного запаха. Мысли как ветром снесло. И что с сердцем произошло, не знаю. Но вдруг я больше не видел Парижа, его стен, домов, монументов и бомжей! Я видел только поворот головы, взгляд, взлетающие изумлённо ресницы и смущённо приопускающиеся. Я жадно ловил движения губ, манящих, нежных, чуть подкрашенных помадой. Вот они приоткрылись, так запросто сложились в улыбку, обнажая жемчужные зубки. И удержаться практически невозможно, но я сдержался. Вспорхнувшую её руку, указывающую на очередную достопримечательность, хотелось поймать и зацеловать. Каждый палец и ноготок. Почувствовать вновь шёлк её кожи… Не только рукой, всем телом. Присвоить её головокружительную нежность.
Она, кажется, ничего не замечала, а я уже понимал только пятьдесят процентов её слов, потому что вдруг, словно по волшебству, мозги отказывались работать. Чёртов Париж? В груди что-то плавилось. Моё дыхание сбивалось, и ладони становились горячими при взгляде на её бёдра и красные, до безумия возбуждающие туфельки! Я хочу её!
* * *
– Я знаю, чем вас удивить, – сказал Михаил, быстро пролистав пальцем что-то в телефоне.
– Можно и просто поесть…
– Нет. – Он выглядел решительно, как Гай Юлий Цезарь, пришедший раз и навсегда завоевать Галлию
[25]. – Уверен, что именно вы сможете оценить это место!
– Какое? – меня разобрало любопытство.
– Терпение, – хитро сузил он глаза и поднял руку, ловя такси.
* * *
Щедро украшенное поверх белых маркиз зелёными и посеребрёнными искусственным инеем ёлочками, красными ветками и вечнозелёным плющом, Café de Flore красовалось на углу бульвара Сен-Жермен-Дэ-Прэ и улицы Сэн-Бенуа. Ярко освещённое круглыми лампами снаружи и проникающим изнутри жёлтым светом. Несмотря на прохладу вечера, на стульях, расставленных вдоль периметра, за столиками сидели люди. В пальто и куртках. Будто бы и не ноябрь. В этом, пожалуй, главное отличие российских заведений от парижских. У нас чуть дунул ветер, и ни один герой не сядет выпить кофе со свежим воздухом на блюдечке и видом на проезжую часть. А французы показывали своим поведением, что им плевать на погоду: хорошая привычка, как хорошее шампанское – с холодом только вкуснее!
Михаил посмотрел на меня, словно капитан команды «Что? Где? Когда?»:
– Итак, Виктория, название ничего не говорит?
– Что-то очень знакомое, но… увы, – я развела руками и виновато улыбнулась.
– Хм… Ну тогда мы можем поесть вон в той пиццерии, заказать в апартаменты роллы или всё-таки зайти в это кафе и понять, что же в нём ценил Хэмингуэй, – Миша сделал паузу и набрал воздуха с самым интригующим выражением лица, на которое, я считала, он был не способен.
Я моргнула раз-другой, и вдруг до меня дошло!
– О Боже! Это же… Ах, это то самое кафе, где с начала прошлого века собиралась вся богема! Гийом Апполинер! Жак Превер! Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар! – у меня аж дыхание сбилось.
– И Хэмингуэй со своими собутыльниками, – ухмыльнулся Михаил.
– О, Боже, вся литературная элита, и представители моды, и певцы, и актёры! – Меня захлестнула волна эмоций. – Но я не думала, что вы таким интересуетесь! Откуда, Боже?!
