Розы опустились ниже, я увидела удава. Бледного и решительного. Сердце моё сжалось.
Что, вспомнил о переговорах или некому ответить на письмо мадам Жёди?
Маню встал из-за стола, на всякий случай с угрожающим видом. Я тоже привстала.
Михаил шагнул ко мне, протянул цветы и сказал:
– Вика. Это тебе. Мне нужно с тобой поговорить. Наедине.
Моё сердце зашлось, но я ответила сухо.
– Мне от друзей нечего скрывать. Говорите тут.
Даха по стеночке подкралась к Маню и тихонько ему перевела. Он положил лапищи на её плечи и выжидательно глянул на незваного гостя, как на врага всей французской нации и того, кто ест сыр с колбасой.
– Я пришёл извиниться, – взволнованно сказал Миша. – Но ты меня неправильно поняла. Вика, давай вести себя, как взрослые люди.
– Кажется, я никогда более взрослой, чем сейчас, не была, – процедила я, выпрямляясь в струну. – Что именно я поняла неправильно? Что вы, Михаил, обманули меня? Или то, как именно вы разобрались с непокорной подчинённой?
– Нет, я обманул, но… – хмуро сказал он.
– Значит, больше нет никаких «но», – выпалила я и указала на дверь. – Уходите. Моё заявление об увольнении у вас есть. Или можете уволить меня за прогулы. Мне всё равно. Я больше не работаю с вами!
– Речь не о работе! – вспыхнул Михаил.
– А вот ваши хитрости и манипуляции оставьте для других. Наслышана, – сказала я. – Уходите!
Даша прошептала Маню перевод, и он рыкнул на гостя по-английски:
– Девушка всё ясно сказала. Уходите, Миаил.
– Нет, – по-бычьи наклонил голову удав. Положил цветы на ковёр и взглянул на меня. – Вика, я не уйду, пока вы не измените своего мнения. Я действительно говорю не о работе. Давайте всё же поговорим наедине. Я не могу… так…
Его взглядом меня обожгло, но я не верила Михаилу ни капли. Переговоры – вот что ему важно. Не я. И желание вернуть контроль. Любыми способами.
– Мне не о чем говорить с вами! – выкрикнула я, боясь, что поддамся, а потом от меня не останется даже тех обломков, которые с трудом удерживаю вместе сейчас.
– Вон. – Маню двинул на Мишу.
Тот ловко поднырнул под руку француза и сказал, приблизившись ко мне так, что сердце чуть не выпрыгнуло из моей груди:
– Я не хочу драться с вашими друзьями, Вика. Но я вернусь. И буду возвращаться, пока вы не услышите меня.
Он развернулся и быстро ушёл, оставив цветы на полу, а меня в оцепенении. И только блинчикам на столе под апельсиновым джемом было хорошо.
– Вика, а ты уверена, что он в тебя не влюблён? – спросил Маню, прокашлявшись.
* * *
В девять утра тишину апартаментов резанул звонок. Я отложил отчёт и пошёл открывать.
О, мне морду бить пришли! На пороге стоял Дарьин снежный человек в скоморошьей куртке и джинсах.
– Привет, я войду? – спросил он.
Я распахнул дверь пошире.
– Заходи.
– Манюэль Рембо́, – соизволил представиться он, но руку для рукопожатия не протянул.
– Михаил Черенцов, – ответил я. – Что, драться не будем?
– Пока нет, – усмехнулся француз и пытливо на меня посмотрел. – Поговорим.
Я указал на гостиную.
Снежный человек протопал, уселся в антикварное кресло и закинул ногу за ногу. Захотелось предложить ему обглодать баранью ногу – как раз бы подошла. Я сел напротив.
– Чем обязан?
– Как ты нас вчера нашёл? Даша ведь адрес не сказала.
Я пожал плечами:
– Это было просто. В её соцсети есть фото с подписью: «Наш супер дом с Маню!». Там видна вывеска кафе рядом. Пробил по Гуглу.
– А квартиру?
– Обошёл все, пока не попал в нужную.
– Логично, – кивнул француз.
В гостиной воцарилась неловкая пауза. Я не стал её нарушать: пришёл говорить, пусть говорит. Снежный человек поёрзал в кресле и снова уставился на меня с лёгкой усмешкой:
– Ты, конечно, прикольно придумал про почтальона и остальных, только они промахнулись.
– В смысле? – нахмурился я.
– В моём доме теперь две русских стройных блондинки среднего роста с фамилией Иванова. Точнее моя поменяла, но ещё не привыкла.
– И?…
– И когда Даша вышла из дома за круассанами, вместо Вики, почтальон спросил у неё: мадмуазель Иванова? Она сказала «Да», и он подарил цветок, потом и все остальные по очереди: из Шоколатери, табачной лавки, киоска, булочной и пара мимов. Шикарно получилось. Круассаны в подарок тоже ничего. Только розовая корзинка, имхо, перебор. И потом, Даша уже замужем. Ну, думаю, тут просто вышла накладка, ведь так?
Я закашлялся и кивнул. «Идиоты! – пронеслось в голове. – А потом говорят, что надо быть демократичным! Я же фото дал!»
– Но затея очень даже, – показал большой палец снежный человек. – Оценил.
– А Вика?
– Спит ещё.
Мы снова замолчали.
Манюэль рассматривал меня, как под микроскопом. Наконец, сказал.
– Не в моих правилах лезть в чужие отношения. Но Даша переживает. Ей Вика как сестра, они лучшие подруги. А Вика… – и он замолчал как-то совсем не весело.
Я напряжённо взглянул на него:
– С ней всё в порядке?
– Рад, что ты спросил, – заметил француз. – Всю ночь плакала над твоими розами. Тихонько так, чтобы нас не будить. Но я слышал.
Я уткнулся глазами в пол. Внутри у меня всё сжалось.
– Даша не на твоей стороне. Но я решил уточнить. Так что у тебя к Вике? – спросил Манюэль. – Потому что если девочки не ошибаются, то ещё раз приблизишься к ней, голову проломлю. И всех музыкантов, демонстрантов, цветочников и прочую группу поддержки спущу с лестницы. А если…
– Я хочу на ней жениться, – перебил я.
Француз с облегчением выдохнул и рассмеялся:
– Уф, ну где-то так я и думал! Хорошо.
Я глянул на него с подозрительностью: не издевается ли?
– Тебе это зачем?
– Если Вика будет счастлива, и Даша будет счастлива. Она, глупышка, считает себя виноватой из-за того, что Вика встряла в твою компанию ради неё. Кстати, так и было, потому что ты, Миаил, – он взглянул на меня так, что я на автомате снова потёр челюсть и сгруппировался, – заграбастал её загранпаспорт, а у нас была свадьба. Вике большое спасибо, что церемония не сорвалась. Тебе бы ещё разок вмазать за перебор. Ну, да ладно. Извинился, уже катит. Что там вы с Викой потом наворотили, меня не касается. Мне просто надо, чтобы моя жена была счастлива. Так что лучше разобраться во всей вашей заварухе. Потому что вы все готовы наломать ещё больше дров. К примеру, Вика собирается улететь сегодня в Россию.
