Убил бы того, кто конструировал застёжку на бюстгалтере! Справился, чуть отстранился и мгновенно замер.
Какая же она красивая! Как статуэтка, точёная из слоновой кости, с распушившимися золотыми волосами. Губы пухлые алеют и манят снова. Цветов захотелось – разбросать вокруг неё на постель. Дурак, не додумался раньше. И слова все растерял. В поцелуях.
Вика улыбнулась и тронула пояс на моих джинсах. Я остановил её.
– Я сам.
Опять вихри по телу. Оно вдруг тесным показалось.
А Вика была передо мной совсем обнажённой, на белых простынях. Неужели она моя? Моя! Такая нежная, открытая полностью, до сумасшествия! Тело задрожало от нетерпения, еле заставил себя сдержаться и не наброситься сразу. Она не воспримет мою дрожь как слабость? Нет, сама дрожит. Доверяет мне! Хотя ведь не должна… Я бы себе не поверил.
– Вика! – Я навис над ней.
Сплетение «люблю», пальцами по волосам, и дорожки поцелуями. Её живот, её колени, грудь, бёдра… Губам нет запрета. Ни моим, ни её! Боже… И мы ещё ближе. Плавно, ритмично, безумно. Горячо. На руки поднял – лёгкая! Невообразимая. Дух захватило. Выдох восторга, и всё заново. Ни времени, ни стен вокруг, ничего. Только электричество и нежность, расслабление и вновь эмоции фонтаном.
Она. Моя. Люблю!
* * *
Мы вообще с ним такие разные! Ему постоянно жарко, а мне холодно. Ночью Миша заснул, голый, горячий, как печка, приоткрыв окно и сбросив на пол одеяло, а я завернулась и в своё, и в его, как в норку, с головой. Правда, меня то и дело из этой норки доставали. Нежно так… волшебно. А потом я снова заворачивалась в пуховый кокон.
Если честно, после нашей бурной, упоительной ночи, я думала, что мы и не пойдём никуда, максимум в ресторанчик обедать, и быстро обратно. Но Миша подскочил в шесть утра, бодрый и шумный. Разбудил меня поцелуями, шмякнул неэлегантно на тумбочку с моей стороны металлический поднос с круассанами и кофе. Ммм, запахло вкусно апельсиновым джемом и шоколадом, дымок от кофе полетел в нос точно так же, как в рекламе по телевизору. Коварство какое… Я бы ещё повалялась. Раза три по столько же…
– Пора вставать! Там такой снег! – радостно воскликнул Миша и распахнул шторы, заливая рассветным солнцем номер. – Пойдём! Скорее!
У него, кажется, кто-то моторчик включил. Кто, интересно? Или он всё-таки биоробот, который заряжается от розетки… Ведь мы и пяти часов не спали сегодня!
– Ну, Мишенька, а поспа-а-ать? – заканючила я.
– Нельзя! Горы не ждут! И потом очереди будут на подъёмник! А нам ещё в прокат и в магазин. Хорошо, что всё есть прямо тут, в отеле. На первом этаже. Уже работает, я проверил. Подъём!
– Удав… – пробурчала я себе под нос, но Миша услышал и стянул с меня два одеяла.
– Кто удав? Я удав?! Да я сама нежность! И любовь! – безапелляционно, как умеет, заявил он. Словно печать поставил. А потом защекотал меня невозможно. Получил по лбу подушкой и поцелуем в нос. Но пришлось вставать.
* * *
Снег был везде: на горах, на склонах и дорожках. На крышах альпийских шале и уютных, словно сказочные домики, гостиниц, на деревьях и шапками на камнях у речки. Снег искрил на солнце и заставлял щуриться. В душе и в сердце всё так же искрилось – светом с кристалликами, из чего можно было сделать вывод, что снег – это замороженная радость. Недаром Ниночкин сын его зачёрпывает горстями с веток и ест. Надо тоже попробовать.
– Теперь я похожа на одного из солдат Дарта Вейдера, – хмыкнула я, глядя на белые лыжные ботинки, в которые влезть удалось с большим трудом. Вылезти, наверное, вообще не получится, если только трое не будут держать меня за голову, двое за ногу и тянуть в разные стороны. Зато голеностоп подвернуть не удастся даже при большом желании.
– Сомневаюсь, что в армии Тёмной стороны Силы носили куртки малинового цвета. И штаны с цветочками, – рассмеялся Миша.
Ему хорошо: раз-раз, и облачился в костюм, шлем, очки, снаряжение, будто только так и ходит. Даже в офис, на работу. Вот кто настоящий солдат. Спартанец! А меня притворяться даже на месяц не хватило… Так себе из меня спецагент. Не Штирлиц, однозначно. Раскрыли, взяли в плен, теперь заставляют горы покорять. Вновь помечталось об одеялке.
Но дальше было хуже – Миша прицепил к моим ботинкам лыжи.
Ой, а они скользкие!
Миша поймал меня, собравшуюся приземлиться в позе буквы Зю.
– Не торопимся. Осторожно.
– А, может, я как-нибудь на санках? – пробормотала я. – Вон, смотри! И Даха бредёт раскорякой. Нет, на Маню не смотри. Салют Маню! – Я помахала еще более яркому, чем обычно французу. – Он, наверное, в лыжах родился. Как и ты. А мы с Дахой ни разу не лыжницы! Зато очень качественно умеем на санках кататься. Честно! В универе на каникулах все горки в Мезмае – у меня там мама живёт – были нашими! Вжух, и ура! А тут будет вжух, и ноги из разных сугробов, а?…
Миша засмеялся, но в его взгляде просквозило удивление:
– Вика, неужели ты – и боишься? Я думал, ты абсолютно бесстрашная…
Ну вот и как после такого заявления признаться, что я всю жизнь боюсь ногу сломать на какой-нибудь такой горке?
– Нет, я ни капельки не боюсь, – ответила я и притворилась, что смотрю лихо и задорно.
– Вика, если ты не хочешь упасть, – сказал Миша, мигом обретая привычную серьёзность, – достаточно, чтобы лыжи стояли на канте. Веса твоего тела будет хватать для давления. И при катании потом это главное правило. Пока будешь делать первые шаги, палки можешь отложить. Они вообще не нужны…
Даха пришкондыляла к нам, Маню ей весело что-то рассказывал и кружил на лыжах, как мартовский кот, виляя местом, откуда растут хвосты.
– Стоп, cheri
[49], – скомандовала подруга. – Здрасьте вам! А вы чего-то на ужин не вышли, ну да ладно. В общем, Михаил, мне тоже рассказывайте, как кататься. Потому что лыжных слов на французском я не знаю и скоро убью мужа палкой. Или сама убьюсь.
– Мы уже на «ты», – напомнил Миша и подмигнул: – Очки в карму зачтутся?
– Уже пошёл отсчёт, – кивнула Даха и махнула Маню: мол, катайся, дорогой, пока у нас тут политзанятия.
Маню радостно слинял. А Миша дотошно и скрупулёзно рассказал нам о конструкции лыж, о тайнах и секретах спасения попы от столкновения со склоном, скольжении и прочем. Возил, обнимая за талию, «Титаником», подправлял, корректировал, ловил, когда успевал. Правда, мы всё равно падали, а он слегка раздражался, но сдерживал себя, как мог. За что от меня лично получил жирный плюс – если бы кто-то так в офисе отчаянно тупил, он бы уже давно включил режим сталелитейного пресса. А тут даже шутить пытался, хоть и поглядывал на заснеженные пики в ярко-синем небе с некоторой завистью.
Наконец, я скатилась с горки «лягушатника» в его сопровождении без оплошностей.
