Я туго соображал. Тело окоченело окончательно, отказавшись двигаться: всё, биоробот Михаил Черенцов израсходовал свой ресурс, требовалась подзарядка. Переговоры? Мы уже опоздали… И мысленно я махнул рукой. В моём сердце было так много любви, что в глазах вдруг стало горячо и влажно. От счастья! От радости!
Потому, что она живая. И я живой. Мы вместе.
И я знал, что это навсегда.
Эпилог
Париж, Сен-Дени, 17 ноября, 19:55
В изящном портфеле, который держала в руках Даха, хранились документы к проекту, выстраданному за последние полгода. Дахе казалось, что под тёмно-коричневой кожей спрятаны её и Викины бессонные ночи за переводами, страдания конструкторского отдела, инженеров, проектировщиков, муки Вениамина Сергеевича из отдела спецпроектов, рычание, гнев, идеи и надежды совсем недавно ненавистного Михаила. Оттого портфельчик оттягивал руку. Но ещё там были новые рабочие места, увеличение зарплат и инновации, до которых даже мэтры насосного рынка не догадались. И главное – благосостояние готовой появиться на свет семьи Черенцовых, возможность Вики и Миши приезжать в гости, делать то, что хотят, и многое другое. Слишком многое!
– Даша, это водевиль! Нет, я точно не стану этого делать, – сказал Маню, стоя в смокинге у дверей во дворец.
– У нас нет выбора, дорогой.
– Выбор есть всегда. Мы ещё можем отказаться от твоей безумной затеи, – буркнул Маню.
– Нет, не можем. Миша добивался этой встречи чёртову уйму времени. Выходил на них, искал, переписывался. И если эти толстосумы не вложат деньги в «Инженерные системы», они просто отдадут их кому-то ещё, – ответила Даха и со своим изысканным макияжем, уложенными красиво волосами, серьгами, свисающими с маленьких мочек ушей, в палантине, наброшенном на вечернее жёлтое платье, она была такой неотразимой, что отказать ей было сложно. Даже учёному с докторской степенью и двумя высшими образованиями…
Впрочем, её можно было закинуть на плечо и унести отсюда – и на каблуках в пятнадцать сантиметров Даша была хрупкой и крошечной рядом с ним, своим мужем. С другой стороны, зря он, что ли, потратил столько времени, пытаясь выучить дурацкие названия насосов, научиться выговаривать непроизносимое русское имя «Михаил Черенцов»
[59], а главное – зализать шевелюру? Даша вывалила на космы Маню половину баночки с гелем для волос, чтобы они смотрелись где-то на грани между нормальной причёской и художественным беспорядком. В итоге выглядело это так, как если бы Джеймсу Бонду в голову ударил шквалистый ветер.
В следующую секунду дверь перед ними распахнул швейцар в камзоле с позументами, и Даха уверенно вошла, предъявив охраннику на входе коды электронных приглашений.
– Господин Михаил Черенцов и мадемуазель Дарья Иванова, – представилась Даха, забыв, что она должна быть Викторией.
– Черенцов, – с ужасным напряжением повторил Маню.
Но французская охрана ничего не заподозрила. Мимо проходящий господин с седыми висками, в круглых, как у Гарри Поттера, очках улыбнулся Маню и произнёс на русском целую тираду.
– Да, – ответил Маню, страшно потея.
Но их, как приличных, пропустили вовнутрь.
– Что он сказал?! – нервно спросил Маню у жены.
– Он сказал, что несмотря на русское имя, у тебя ярко выраженный французский акцент, уж не происходишь ли ты из семьи русских эмигрантов после революции. И ты впопад сказал: «Да».
– Даша, я поседею, – прошептал Маню.
– Нет, ты смелый. Видишь, говорить по-русски совсем не трудно – главное сказать «Да» и широко улыбнуться, – ответила Даха, разглядывая с пристрастием холл с белой мраморной лестницей, украшенной коваными перилами, огромными позолоченными канделябрами и грандиозными люстрами, спускающимися с невероятных потолков на тяжёлых цепях. Гости сдавали верхнюю одежду в гардероб, как в опере.
– Ну-с, почти как у нас в Музыкальном театре, – шепнула Даха. – Где, как не тут, устраивать водевиль?
– Говорили мне, что русские все авантюристки, – простонал Маню.
– Кто авантюристка, я авантюристка?! – возмутилась Даха.
Маню виновато улыбнулся.
– Покажешь мне каждого, кто сказал, лично придушу, – сурово сказал его боевой бурундук, прекрасный, как принцесса.
Великан кивнул, смутившись и понимая, что попал. А ещё удивился, как это Михаилу удавалось полтора года держать её в узде. Спросить бы…
Поднявшись в жутком волнении по лестнице в холл, Даха издалека увидела среди почтенной публики мсьё Одюльмера и его секретаршу, строгую и безликую мадам Жёди в белой блузке и длинной классической юбке.
– Вот они! – шепнула Даха.
Маню вдруг побледнел и притормозил, подхватив жену под локоть.
– Ничего не выйдет, – прошептал он и показал одними глазами: – Рядом с твоим седым мсьё стоят мои американские спонсоры. По Антарктике. Уходим.
– Вот дерьмо! – буркнула Даха. – Ничего, улыбаемся и машем.
– Уходим!
– Нет. Я беру инициативу на себя. Тем более, что тебя уже увидели. Здоровайся.
Американец с красноватым лицом техасца и короткими рыжими волосами кивнул Маню, как старому знакомому. Супруги направились к хозяевам. И вдруг зазвонил Дахин телефон. Она замешкалась, холодными пальцами раскрывая замочек клатча. С ухнувшим сердцем увидела имя звонившего и подняла трубку:
– Да, Валерий Иванович.
– Мы их нашли, Дарья. Спасибо вам! Их действительно накрыло лавиной, – голос олигарха был совсем не похож на свой прежний – всё ещё сдержанный, но какой-то другой.
– Живые? – чуть не задохнулась Даха.
– Да, оба. Но по первым признакам, гипоксия и переохлаждение. Хотя спасатели говорят, ничего страшного.
– Спасибо, Валерий Иванович! Если б вы знали, как вы вовремя! – воскликнула Даха. – Поговорить можно с Викой? С Мишей?
– Лучше позже, – сухо ответил тот. – Сейчас ими врачи занимаются. Мы в Женеве. Что там с делами Михаила? Что-то срочное, нужно вмешаться?
– Нет-нет, не нужно! Всё хорошо, – соврала Даха, мысленно перекрестившись. Отбила звонок и счастливо сжала бицепс Маню, слёзы стояли в её накрашенных глазах: – Живые! Нашли! Ура! – громко шепнула она. – Чёрт, как бы не расплакаться…
Шморгнула носом и вновь включила улыбку.
– Теперь уж точно пошли брать Бастилию! Протараним её русскими насосами!
– Так, а я? Кто же я теперь?! – растерялся Маню.
– Ты – это ты, Манюэль Рембо́, мой муж. Тебя уже раскрыли. Пароли-явки… В общем, положись на меня. А я на тебя. С тобой мне не страшно. Просто будь. Сама бы я ни-ни, сидела бы дома…
