И вообще – приличная девушка обязана играть на музыкальном инструменте, заниматься рукоделием и читать классиков. У Матильды все это было в анамнезе. Может, это ее знакомые еще с музыкальной школы?
В любом случае картина другая. Она пошла с друзьями. Гордость Давида точно не пострадает, а Антон… а что – Антон?
Мог бы и удержать на поводке свою заразу!
– Мы его оскорбили, и он… – вздохнула герцогесса.
– Опять подслушал? – догадалась Матильда. – Малечка, ты как хочешь, но мне он разонравился окончательно!
– Не будем вести никаких переговоров в офисе, – согласилась Малена, не уточняя насчет своих высоких чувств.
– А если будем увольняться – устроим ему какую-нибудь пакость? Сам напросился?
– К примеру?
Матильда тут же вообразила себе пример.
Она, то есть Малена, договаривается о свидании. Антон подслушивает, приходит в бар «Голубая устрица», и… о милая, милая «Полицейская академия-1»! И не только первая серия. И – поделом! Чтоб его, гада, та устрица укусила, за самое ценное место! Ведь мог, мог пройти мимо! Ан нет!
– А у вас такие… устричные есть? И не прячутся?
Вот уж что оказалось для Малены шоком.
– Ну да. А что? Все имеют право на лево! Чем эти – хуже тех?
– Смотря в каком мире. У нас за такое на кол сажают.
Матильда поежилась. Лично она – не… и даже ни разу, и не представляла, как можно целоваться с женщиной, не говоря уж обо всем остальном, но ведь личная жизнь человека – это его личное дело?
Разве нет?
Живи как хочешь, главное другим не навязывай и напоказ не выставляй. А, да! Еще не стоит требовать для себя привилегий на основе своих предпочтений! А то как-то смешно получается.
У меня вкусы другие, мне за это привилегии нужны.
А ты что – ребенок? Или инвалид, чтоб тебе привилегии? Или воевал где? Подвиг совершил? Нет? А чего тогда требовать? Так и до полного абсурда дойти можно.
Но сажать на кол? Это жестоко…
– Все правильно, – убежденно пояснила Малена. – В Книге Творения сказано, что для мужчины сотворили женщину, дабы продолжали они род свой, пока стоит земля. А такие люди… они ведь род не продолжают. А значит что? Блуд, похоть и разврат, за то и карают…
Матильда подумала, что надо провести с подругой политработу. Чего там в храме говорят – их дело, а вот с чем они при дворе встретятся, это еще очень большой вопрос.
В королевских дворах Европы в средние века ограничений вообще не было, хоть ты с козами любись! Главное – не на виду, и чтобы шума те козы не поднимали. Пока все шито-крыто – все и можно. Может, в Аланее с этим дело обстоит получше, а может, и нет. На всякий случай надо поговорить с подругой, а то так начнет высказывать ценное мнение… и нарвется.
И – нет. Это не политкорректность.
Это – элементарное уважение к чужой личной жизни, пока ту не засовывают к тебе в кровать.
* * *
Спектакль прошел замечательно.
Малена получила искреннее удовольствие и жалела только об одном.
Нельзя записать. Нельзя послушать все это дома, в Аллодии. Никак нельзя… С другой стороны, она может скопировать ноты, партитуру, а уж научиться правильно исполнять?
Неужели не найдется ни одного театра?
Она попрощалась с ребятами, причем Сергей был странно задумчив, и на рысях помчалась домой. Сонливость одолевала со страшной силой.
Забрала из гипермаркета пакет с вещами, прыгнула в маршрутку и вскоре была дома. Сил хватило только покормить кошку – и Матильду сморил здоровый крепкий сон. Нет, с этим надо как-то изворачиваться. А то высший свет – это балы, приемы… и ведь могут всю ночь прогулять! А ей как быть? Врать и изворачиваться?
Или подставиться и дать кому-то понять, что ты уязвима половину суток?
Ох как не хотелось…
Но и выхода пока девушки не видели.
Глава 8
Рид, маркиз Торнейский
Самочувствие – хм… паршивое.
Настроение, перспективы и вид на жизнь – все на ту же букву «хэ».
Но идти надо.
Даже больше того, командир не просто должен идти, он должен идти первым. И всем видом показывать, что мы тут сейчас все разнесем к шервулям!
Так Рид и поступал.
Тяжело это – двигаться по бездорожью, с телегами, с обозом, с баллистами, с ранеными, следить, чтобы никто не отстал… Рида хватало ровно на одну мысль: «Вперед!!!»
С руганью, с шипением сквозь зубы, со стоном, с кровью – отряд двигался к Дорану.
Пропажу Романа Ифринского со товарищи заметили далеко не сразу, примерно на третьем часу, когда уже начало светлеть. Заметил Стивен Варраст и подошел с этим докладом к командиру.
Рид выслушал, задумался на пару минут – и махнул рукой.
– Ну и… шервуль с ним, с Ифринским!
А что еще он мог сказать?
Что может сделать горстка дезертиров? Да тупо попасться в лапы степнякам, вот в этом Рид даже ни минуты не сомневался. Он все отлично просчитывал.
Они ушли около трех часов ночи, может, чуть раньше. На рассвете степняки проснутся и начнут атаку. Отряда Торнейского на месте не обнаружится – что дальше?
Дальше они пустятся по следу.
И не надо тешить себя неоправданными надеждами. Выдадут им направление движения Рида, не выдадут… три сотни человек с обозом оставляют за собой такой след, по которому их не найдет только слепоглухонемой кретин. Степняков пять тысяч, стало быть, десяток умных там найдется, и выследят Рида достаточно быстро.
И, горя жаждой мести, пустятся по следам аллодийцев.
Ну и…
Хенрик Эльтц отрядил два десятка человек на устройство ловушек. Пусть преследователи получат удовольствие, добивая раненых лошадей и теряя людей. Колышки, заостренные с двух концов, ежи, еще в Равеле склепанные чуть не на коленке из четырех гвоздей, веревки… И богатая фантазия людей, которые очень хотят жить.
Еще в плюс Риду пойдет количество степняков.
Пять тысяч нерегулярной армии, из которых кто-то вырвется вперед, кто-то отстанет, и в любом случае быстро они не соберутся. Так что баллисты везли позади и ждали момента. Равно как и арбалетчики поделились на две части – одна впереди, вторая позади отряда.
Шаг.
И еще один шаг.
Усталость сводит мышцы чуть ли не судорогой, в глаза словно песка насыпали, Рид не высыпался нормально с Равеля, перспективы самые веселые – отыграть хотя бы еще дня три и помереть красиво…
Что-то подсказывало маркизу, что к моменту умирания ему будет горячо и глубоко плевать на всех степняков мира. Вполне возможно, что его даже на казнь не добудятся, или он заснет на виселице.
