"Но за не имением гербовой, пишут на простой!" — истина известная, и не Якову ее опровергать.
Они — на этот раз вдвоем — еще раз сходили в его комнату. Взяли там ростовой и кавалерийский луки, колчаны со стрелами — сколько их всего было, — тетивы, рыбачью снасть, топорик-валашку, старый егерский сидор и вещмешок гвардейских пластунов. Последними из-под пола были извлечены кожаный мешочек с "дверной пылью" и связка самодельных восковых свечей. И то, и другое Яков сделал сам двадцать лет назад, едва не решившись на путешествие, но передумав в самый последний момент. "Пыль" была дорогущей штукой — на ее изготовление ушло три карата мелких архангельских алмазов и десять граммов червонного золота, не говоря уже о речном жемчуге с Колы, тиманских агатах, кварце с Лавозера и розоватых аметистах откуда-то с Хибин, которые он тоже сам собирал. Не менее сложным делом оказалось изготовить свечи из воска, смешанного с тремя разными маслами и пятью высушенными в пыль растениями. По идее, ни то, ни другое за двадцать лет испортится не могло, и Яков надеялся, что так оно и есть.
— Ты… — Альв была явно обеспокоена всеми этими сборами. — Ты уверен, что знаешь, что делаешь?
— Одно из двух, — ответил ей Яков, складывая сумки, в которые надо было еще добавить аптечку, белье и чистые тряпицы, на которые пошла новая простыня. Там, куда они шли, с хлопковой тканью дела обстояли не так, чтобы хорошо.
— Одно из двух, — сказал он Альв, — или выйдет, или нет. Если не получится, мы ничего не теряем. Разденемся и займемся любовью. Но, если получится, нам предстоит долгая и нелегкая дорога, так что ничего лишним не будет.
Говоря это, он начал сооружать две скатки: одну из егерской плащ-палатки и шерстяного одеяла и вторую — из рыбачьего балахона и еще одного шерстяного одеяла.
— Ну, что ж, вроде бы ничего не забыл, — огляделся Яков. — Пошли тогда.
Они подняли мешки, скатки и оружие, и спустились в подвал по черной лестнице. Здесь Яков зажег пару керосиновых ламп и, пока Альв упаковывала продукты, прошелся по подвалу и погребу, систематически закрывая все двери изнутри. Выполнив оборонительные мероприятия, Яков вернулся к Альв и приступил к главному. Ему предстояло изобразить с помощью мела и "дверного порошка" сложный рисунок "врат". Делал он это по памяти, но в детстве и юности Яков так много раз думал о том, чтобы открыть "дверь", что рисунок, казалось, навечно запечатлелся в его памяти.
— Возводишь "дверь"? — голос Альв звучал неуверенно.
— Да, это дверь, — оглянулся на нее Яков. — Знаешь, что это такое?
— Мне кажется… — придвинулась к нему Альв. — Я что-то вспомнила. Это порог, — указала она рукой, — ведь так?
— Да, — кивнул Яков и вернулся к работе. — На порог нам нужны две свечи, еще одна на свод и по три на опорные столбы.
Он выставил свечи в тщательно выверенные места и зажег их одну за другой.
— Иди ко мне! — позвал он Альв. — Встань впереди. Ты пойдешь первой, я за тобой. И вот еще что. Попробуй открыть дверь сама, без моей помощи. Мне кажется, у тебя это должно получиться лучше, чем у меня.
— Я? — смутилась Альв. — Но я не знаю…
И в этот момент Яков увидел, как меняется ее лицо. Такой он еще Альв не видел. Даже в желтоватом свете керосиновых ламп, ее лицо побелело еще больше, превращаясь в алебастровую маску, на которой едва выделялись цветом бледные, обескровленные губы. Глаза же наполнились тьмой, которая, наверняка, была глубокой кобальтовой синью.
"Она вспомнила! — понял Яков. — Я был прав! Она вспомнила!"
Глава 5. На той стороне
1. Понедельник, тринадцатое марта 1933 — вторник, четырнадцатое марта 1611 года
Альв отвернулась, обратившись к "дверям", постояла несколько мгновений неподвижно и вдруг вскинула руки с сжатыми кулаками и распрямленными указательными пальцами. Мгновение, другое, и дверь начала обретать объем и глубину, одновременно медленно поднимаясь с земли. К тому моменту, когда она встала вертикально, это была уже открытая арка дверного проема, сложенная из обтесанных серых камней, а за ней во мглу, которую не рассеивал даже свет ламп, уходил выложенный каменными плитами коридор.
— Иди! — приказал Яков. — Медлить нельзя!
Альв оглянулась, кивнула, по-прежнему не произнося ни единого слова. Поправила дорожный мешок и скатку, подняла с земли топорик-валашку и лук и, распрямившись, вошла в дверь. Яков уже держал лук в руках, так что он сразу же пошел вслед за ней. Он смотрел только на нее и поэтому, наверное, пропустил момент, когда каменный пол и стены исчезли, и они с Альв оказались на горном склоне. День угасал, но еще было достаточно светло, чтобы увидеть, что, как и ожидалось, они находятся в кое-где заросших лесом горах. На севере, если он правильно запомнил, тянулась гряда, над которой высились несколько заснеженных вершин. На юге, внизу, на дне ущелья шумел неширокий, но мощный поток. И единственным признаком цивилизации являлась маленькая каменная хижина выше по склону.
— Где мы? — обернулась к нему Альв.
— Полагаю, там, откуда ты пришла, — теперь, вспомнив подробности, Яков был в этом полностью уверен. — Ну, не отсюда конкретно, — объяснил он явно растерявшейся от его слов Альв. — Твой дом лежит далеко на юге. А мы сейчас находимся в королевстве Скулнскорх
[16], в Пограничных горах. Там, за хижиной, — показал он рукой, — есть тропа. Во всяком случае, когда-то была… Если идти по ней и перевалить через плечо горы, можно выйти на торную тропу, и она приведет нас в город Скулна. За Скулной на восток, в двух днях пути, если идти рекой, находится город-порт Ховахт. На север по побережью — Плён, на юг — Кюрен, и вот за ним, еще южнее, находятся город Ицштед и стоит замок Бадвин… Ну, или стоял раньше. Впрочем, полагаю, что нам, в любом случае, делать там нечего. Мы пойдем в Скулну и далее в Ховахт, чтобы сесть там на корабль.
— Так ты, Яков, отсюда, из этих мест? — спросила тогда Альв, снова укутавшись в покрывало невозмутимости.
— Так вышло, — коротко ответил Яков, которому совсем не хотелось вспоминать, что и как произошло в Скулна тридцать пять лет назад.
— Но хоть имя-то свое скажешь?
— Йеп, — назвался Яков. — Меня звали Якобус или Йеп. Тот же Яков, но на местный лад.
— Ты говоришь на местном языке?
— На "норвед наал"? Северном языке? — переспросил Яков, хотя и переспрашивать было, собственно, не о чем. — Говорил когда-то… давно… Я… — говорить об этом было трудно, но Яков понимал, что Альв он может и даже должен хоть что-нибудь рассказать. — Я ушел отсюда тридцать пять лет назад. Мне было всего десять. И, хотя я был смышленым и крепким парнишкой, получившим к тому же отличное образование, десятилетний мальчик — это все-таки ребенок. Кое-что я помню хорошо, но многое стерто временем и опытом другого мира. Язык я, скорее всего, вспомню, но многих вещей я по малолетству просто не знал. Я знаком с картой королевства, но сам я по этим землям не путешествовал, так что знаю их скорее теоретически, чем практически.
