Отправив Суржина исполнять распоряжения, Яков прямо из больницы позвонил сестре.
— Здравствуй, Трута!
— И тебе не хворать! — хихикнула младшая сестра. — Случилось что или просто соскучился?
— Скучать некогда, — честно признался Яков. — Мне нужна твоя помощь, малыш.
— Помощь? — удивилась Трута. — Тебе? От меня? Мир во истину сошел с ума, Яша, если великий Свев просит о помощи! И кого? Впрочем, прости дуру! Ты же спешишь, наверное, как всегда. Так что давай излагай свою не терпящую отлагательств просьбу!
— Ты ведь дружна с Полиной Берг, я не ошибаюсь? — перешел к делу Яков.
— Зачем тебе понадобилась Полина? — удивилась сестра.
— Я нахожусь сейчас в 3-й Градской больнице и мне нужна протекция, — объяснил Яков.
— Ты ранен? — встревожилась Трута. — Заболел?
— Нет, Трута, я здоров! Болен кое-кто другой, и мне нужна помощь Полины.
— Речь о твоей женщине?
— Почти.
— Хорошо, — сжалилась Трута. — Я сейчас же ей позвоню. Свяжись со мной минут через двадцать.
— Спасибо, милая. Но это не все.
— Я заинтригована, — "улыбнулась" Трута.
— У вас на факультете есть кто-нибудь, кто занимается историей костюма?
— Час от часу не легче! Ты интересуешься историей костюма?
— Конкретно, восемнадцатым веком.
— Лукомский Гавриил Евлампиевич, — практически сразу ответила сестра. — Профессор Лукомский специалист по истории европейского прикладного искусства XVIII века. Если кто-нибудь и знает что-нибудь об одежде XVIII века, это он. Ты можешь сослаться на меня. Скажи, что ты мой брат.
— Спасибо, Трута!
— Да, не за что! — откликнулась сестра. — Может быть, заскочишь завтра вечером на огонек? Иван давно спрашивает, чего ты глаз не кажешь.
Яков хотел ответить отказом, но неожиданно передумал. Час или два перед сном в компании Норнов показались ему хорошей идеей, хотя он и не знал еще, в чем ее "хорошесть". Однако своей интуиции Яков привык доверять.
— Часов в восемь не поздно? — спросил он, зная, что Норны поздно ложатся спать, тем более, в субботу.
— В самый раз! Приходи! Иван грозился сотворить кулебяку в пять слоев и приготовить брусничный соус. Каково?
— Предвкушаю, — улыбнулся Яков. — Вино за мной. У меня, как раз, пара бутылок красного италийского отложены. Не помню, что за марка, но знаю, что вино хорошее.
— Вот и отлично! — обрадовалась Трута. — До встречи!
* * *
— Спасибо, доктор, что согласились поговорить!
Полина Берг оказалась гораздо моложе, чем запомнилось Якову. Она была на свадьбе у Труты, но тогда он не обратил на нее внимания. Вспомнил позже и совсем по другому случаю. Она вышла замуж за командира 1-го пластунского полка Григория Берга, что и само по себе не рядовой факт биографии, но позже ее имя всплыло в связи с нападением на капитана 1-го ранга Браге, приходившуюся Бергу сестрой. Раскручиванием той шпионской истории занимался премьер-дознаватель Ногин, и, хотя его столоначалие — это контрразведка, Бюро-то одно и то же. Так что Яков, который в то время находился на Польском фронте, командуя разведкой механизированного корпуса, позже узнал о том деле много интересного. В своем кругу столоначальники границы зон ответственности соблюдают не так строго, как на глазах у подчиненных. Вот тогда, собственно, и выяснилось, что Полина и Трута давно и хорошо знакомы.
— Вы брат Труты, — улыбнулась Полина Берг. — Старший и любимый. Как я могла отказать?
— Еще раз спасибо, — кивнул Яков. — Расскажите мне, пожалуйста, о девушке. Она пришла в сознание?
— Да, сейчас она в сознании, — Полина достала пачку папирос и неторопливо закурила. — Я с ней говорила, расспрашивала, но она ничего не помнит. Совсем ничего!
— Что значит, совсем ничего не помнит? — задал уточняющий вопрос Яков.
— У нее полная амнезия. Знаете, о чем речь?
— В каком смысле полная? — опешил Яков. — Она что не помнит, что случилось и как они все попали в парк?
— Все гораздо хуже, — пыхнула дымом доктор Берг. — Это состояние называется диссоциированная амнезия. Вернее, диссоциированная фуга
[1]. Девушка не помнит не только то, что с ней случилось, когда и где. Она не помнит ни как ее зовут, ни откуда она родом, вообще ничего, что связано с ее личностью.
— Даже имени? — спросил Яков, которому девушка, похоже, свое имя все-таки назвала.
— Даже имени.
— Что-то еще? — спросил, тогда, Яков.
— С ней говорил наш психиатр, — начала рассказывать Полина Берг. — Он учился и жил в немецких государствах и утверждает, что пациентка говорит на, так называемом, "бавариш" — диалекте немецкого языка, распространенном на границе Баварии и Штирии. Впрочем, иногда она переходит на южно-баварский диалект, на котором говорят в Швабии. Знает франкский. Но это я и сама вам могу сказать: она говорит на ланг д’ок — южно-франкском диалекте. Русского явно не знает. Польского и шведского тоже. Знает, как случайно выяснилось, латынь. Притом знает великолепно. Я подумала о классической гимназии, но древнегреческого она не знает. Познания в географии отрывочные. Где находится Себерия не знает, и, вроде бы, о существовании Себерии вообще не осведомлена, но вот о Баварском королевстве и о Франкии говорит со знанием дела. Об истории то ли не имеет представления, то ли не хочет говорить. Во всем остальном вполне здорова, как с физической, так и с психологической точки зрения. Не истеричка. Сознание ясное. Адекватна, рассудительна, понимает свое положение, но не склонна впадать в истерику, предполагая, что состояние со временем улучшится.
— А такое, вообще, бывает? — удивился Яков, видевший много разных проявлений психических расстройств, но про такую потерю памяти никогда прежде даже не слышавший. — Я не о выздоровлении, а о сочетании симптомов. Такое бывает?
— Все когда-нибудь случается впервые, — пожала плечами Полина.
— Сколько ей может быть лет? — спросил тогда Яков.
— На мой взгляд, двадцать два — двадцать три года.
— Хорошо сложена, — добавила Полина Берг через мгновение. — Физически здорова. Кожа чистая. Никаких приметных особенностей: ни шрамов, ни отметин. Нет даже родимых пятен. Ногти ухожены. Что-то еще?
