"Драуг"
"Вот черт! Они думают, я драуг!
[48]"
Теперь все вставало на свои места. Драуг выглядит, как обычный человек. Да он и является человеком, но в отличие от других людей он принадлежит к миру мертвых, а не к миру живых. Драуг, возможно, способен перебить волчью стаю, хотя Яков и не помнил, чтобы в легендах упоминалась какая-то особая сила живых мертвецов. Все-таки драуг не виверна. Но здесь важнее другое обстоятельство. Драуг возвращается ради мести, и, если брат Унн участвовал в той давней попытке захвата власти, ей есть чего боятся. Она конечно нимфа, волшебное существо, но даже нимфы смертны… а вот можно ли убить драуга, большой вопрос. Кое-кто попробовал, но попытка не удалась.
"А про Альв они, стало быть, думают, что она колдунья, которая меня призвала! Готично!"
Ну, где-то так все и произошло. Он здесь из-за Альв, а мир, в котором он вырос, вполне можно счесть загробным, ведь в этом-то мире Яков, вроде как, умер. Его возвращение — обыкновенное чудо. Он мертв, но жив, представ во плоти, и рядом с ним находится таинственная женщина, поведение которой окружающим совершенно непонятно. "Служанка" богини Труд или могущественная некромантка? Кто знает! Но при такой трактовке событий все совпадает до мелочей, и события эти получают непротиворечивое объяснение!
— Я вижу, вы здесь неплохо устроились? — вопрос нейтральный, поскольку Яков решил не углубляться в тему кровной мести.
— Не здесь, — снова вступил в разговор Кальв. — Мы живем в Любеке.
— Так ты теперь негоциант?
— Купец, — коротко объяснил мужчина.
— И вы все эти годы вместе?
— Нет, — отрезала Унн. — Но это к делу не относится. И пора бы тебе, Арбот, представить нас твоей даме, а ее нам.
— Справедливое замечание, — кивнул Яков. — Леди, — повернулся он к Альв, — разрешите представить вам моих друзей детства. Леди Унн, лорд Кальв. Господа, я представляю вам мою спутницу леди Альв Ринхольф.
Яков назвал Альв спутницей, а не женой, буквально в последний момент сообразив, что, объявив Альв супругой, может серьезно осложнить жизнь им обоим, ведь неизвестно, что ждет их обоих в Штирии. А что если Альв замужем, и господин Ринхольв будет против?
Итак, он назвал ее своей спутницей, но никак не ожидал, что ее имя известно и на побережье Немецкого моря. Услышав "Ринхольф", Унн буквально изменилась в лице. Кальв не удивился и никак не отреагировал — он, по-видимому, слышал это имя впервые, — а вот Унн, похоже, знала, о ком идет речь, и теперь ей стало еще страшнее, чем прежде. Знать бы еще, почему!
— Прошу прощения, госпожа, за неподобающие речи, — присела Унн в глубоком книксене. — К вашим услугам! Знакомство с вами великая честь. Я…
Было любопытно видеть, как корежит страх надменную нимфу-волну, но еще интереснее было бы узнать, кем в ее глазах является Альв, если Унн готова так перед ней пресмыкаться.
— Не раболепствуй, Ундина!
[49] — холодно остановила ее Альв. — Я здесь только из-за моего мужчины. Поэтому давайте-ка уйдем с улицы, и вы угостите нас с Йепом хорошим обедом. И вот еще что, леди Унн
[50]. Касательно услуг. Нам нужна карета, четверик хороших лошадей, кучер и слуга. Цена не имеет значения…
* * *
Обедали в доме купеческого старшины, хотя ни самого негоцианта, ни его семьи здесь не было. Остались одни слуги и повар с поваренком. Остальных, как ветром сдуло. По-видимому, леди Унн обладала немалой властью, что стало для Альв настоящим сюрпризом. По ее смутным воспоминаниям, всплывшим во время встречи на улице, нимфы — и не важно, лесные или речные, — жалкие существа. Большинство и вовсе лишены разума, другие — просто невеликого ума. С леди Унн, однако, все обстояло куда как серьезно. Умная, волевая, властная, и что самое главное — полна жизни. Если не знать, кто она на самом деле, никогда не догадаешься, что она не человек. Но, возможно, все дело в том, что Унн морская "волна"? Про нереид Альв ничего определенного вспомнить не могла.
"Но как я узнала, что она Нереида?" — хороший вопрос, жаль только, что опять без ответа.
Вот просто взяла и поняла вдруг, увидев другую — иную — сущность этой красивой женщины. Увидела и вспомнила, что нимфы ей, Альв Ринхольф, не соперницы. И ведь правильно угадала, вон какого страха навела! Чуть зубами не стучит!
"Кто же ты такая, Альв Ринхольф? — в который уже раз спросила она саму себя, усаживаясь за стол. — И почему ты внушаешь другим такой ужас?"
И в этот момент Альв поняла, что ошибается. Она может получить ответ. Все дело в том, как сформулировать вопрос и кому его задать.
"Как же я могла забыть? Я же уже дважды проделывала этот трюк!"
Так и есть. В первый раз в лекарском доме, который в Себерии называли больницей, и во второй — когда познакомилась с сестрой Йепа. Однако она вспомнила, и другое: такое знание достается дорогой ценой, и чтобы восполнить силы, потраченные в "мгновенном постижении", ей придется кого-нибудь выпить. И это будет уже не заяц, и не кабан. Умрет человек.
Сама Альв не испытывала по этому поводу ни сомнений, ни сожаления. Странно, но в отношении людей у нее, по-видимому, вообще не было никаких моральных запретов. Виверна хищница, и для нее кровь — это жизнь. Ее душа — если конечно у дракона есть душа, — неразделима с меняющей облик плотью, сутью женщины-виверны, ее способностями и ее потребностями.
"Это не каннибализм, — вспомнила Альв голос неизвестной ей женщины, учившей ее когда-то где-то основам выживания, — ведь мы не люди, и уж точно это не злодейство и не варварство. Люди убьют тебя при первой возможности только за то, что ты способна оборачиваться. Пей хоть одни лишь молоко и мед, это ничего не изменит. В их глазах ты нелюдь. Они твои враги, Альв, но ты им не враг. Это главное. Ты не должна искать их смерти только потому, что они не такие, как ты. Есть правила и у нас. Их немного, но они есть. Мы не убиваем ради удовольствия, и не оборачиваемся без причины. И еще одно: всегда выбирай худших, на это хватит ума и у виверны! Мы не волки, чтобы есть слабых, мы можем себе позволить охотиться на сильных!"
Похоже, все так и обстоит, а уж в таком большом городе, как Гамбург, Альв легко найдет, кому разорвать сонную артерию, "не угрызаясь" при этом совестью: воры и бандиты, ночные тати и сутенеры, те, кого все-равно когда-нибудь вздернут за их грехи. Однако она теперь не одна, а Йеп смотрит на такие вещи иначе. Он лишь догадывается о том, что тогда произошло с двумя шпионами, следившими за ней. Догадывается, но ни разу об этом не спросил, и это о многом говорит. Он не хочет знать наверняка, потому что для него это в любом случае убийство, и ему будет непросто договориться со своей совестью. Конечно, ради Альв он и сам убьет кого угодно, но одно дело защищать любимую женщину, и совсем другое — "убить, чтобы съесть". Тут проходит граница, которую в Себерии, как поняла это Альв, называют моралью. Йеп любит ее — это беспорно, — и он знает, что она из себя представляет, но именно поэтому ставить его в ситуацию выбора, когда на кону любовь и категорические императивы человеческой нравственности, было бы бесчестным и недостойным ее собственной любви.
