Она положила руку на грудь, ожидая услышать бешеный стук сердца, но оно билось ровно. Потом до нее дошло, что она не прислушивалась к своему сердцу все время, пока находилась на борту лодки. Она была слишком встревожена, чтобы впадать в полуобморочное состояние. Если не считать морской болезни, то во время плавания она ощущала себя необыкновенно сильной. Эта мысль остановила Стеллу, и она замешкалась, взявшись за ручку чайника.
Эсме вошла на кухню и достала разделочную доску.
– Я собираюсь приготовить суп, – сказала она. – Думаю, сейчас это будет правильно.
Ее появление вывело Стеллу из ступора, и она заварила чай. Похлопав Эсме по плечу, она поставила чашку на столешницу рядом с растущей кучкой резаной моркови. Потом она взяла еще две чашки чая и нашла Джейми в гостиной, где он грелся у камина.
Стелла аккуратно поставила чай на боковой столик и задала вопрос самым спокойным и взвешенным тоном, какой ей удалось изобразить:
– Какого черта ты там делал?
– Я хотел увидеть, где это случилось.
– Почему? – Стелла не могла понять, какую пользу может принести созерцание полоски воды.
– Он сказал, что это поможет мне понять. Что я должен это увидеть.
– Полная чушь, – сказала Стелла. – Ты должен был знать, что он… – Она собиралась сказать «опасный человек». Ее старый друг. Человек, который теперь лежит погребенным под толщей ледяной черной воды. Она тяжело сглотнула.
– Я хотел кое-что узнать о моем отце. Он обещал рассказать, но только если я отправлюсь с ним. – Джейми положил голову на руки, отчего еще влажные волосы встопорщились, словно маленькие крылья. – Это было глупо, – приглушенно добавил он.
– Ты хоть что-то узнал? – спросила Стелла, опустившись на диван рядом с ним.
В больнице Джейми рассказал, что Роб действительно показал ему место, где затонула яхта его отца. Чуть позже, когда он отвернулся, глядя на море и размышляя о своих впечатлениях, Роб в первый раз толкнул его, попытавшись выбить из равновесия.
– Возможно. – Джейми смотрел на языки пламени в камине. – Когда что-то слышишь на том месте, где это произошло, все становится более реальным.
– А раньше оно не было реальным?
Он покачал головой.
– Я годами учился в закрытой частной школе, а этот дом всегда был лишь местом для проведения каникул. Нечто временное. Мы не были дружной семьей. Разумеется, я был опечален, когда это случилось, но мне всегда казалось, что мои чувства были поверхностными. Я хочу сказать, ведь это были мои родители. Я должен был сокрушаться от горя.
– Но не сокрушался?
– Нет, не думаю. Оглядываясь назад, можно сказать, что это произошло, когда я был реально занят делом и абсолютно сосредоточен на цели.
– Именно тогда ты начал экспериментировать со своим здоровьем?
– Да. – Джейми посмотрел на нее. – Тогда я не связывал одно с другим. Правда, мне даже в голову не приходило.
– Горе иногда принимает странные формы. – Стелла подумала о собственном горе, заставившем ее отправиться на север, в это самое место. К Джейми.
– Думаю, мне пора по-настоящему поговорить с Эсме. – Он расправил плечи.
В дверь тихо постучали, и вошла Эсме с чашкой чая в руке. Табита следовала за ней как тень. Эсме опустилась в кресло напротив дивана, и Табита положила голову ей на колени.
– В чем дело? – поинтересовалась Эсме, переводя взгляд с одного лица на другое. – Что еще стряслось?
– Я оставлю это на ваше усмотрение. – Стелла встала, собираясь выйти из комнаты, но Джейми удержал ее за руку:
– Останься, пожалуйста. – Он повернулся к Эсме: – Я хочу поговорить о том происшествии, когда утонули мои родители.
Эсме поставила чашку на стол:
– Что ты хочешь узнать?
– Почему мама вышла в море вместе с отцом? Она ненавидела воду.
Эсме поджала губы:
– Я не знаю.
Джейми пристально посмотрел на нее.
– Думаю, что знаешь, – тихо произнес он.
– Что хорошего это может принести? Сколько ни копайся в старом болоте, пользы не будет.
– Помнишь, как я украл мелочь из твоего кошелька и ты отшлепала меня?
– Да, – с настороженным видом ответила Эсме.
– Ты сказала, что я должен служить примером для других. Что я родом из привилегированной семьи, поэтому должен быть более честным, более нравственным и работать упорнее, чем кто-либо еще. Почему ты это сказала?
– Ты был маленьким пройдохой, и я всего лишь старалась урезонить тебя.
Джейми ничего не ответил; он просто посмотрел в лицо Эсме, пока она со вздохом не опустила голову.
– Ну ладно, – сказала она. – В тот день твой отец заставил твою мать подняться на борт яхты. Он сказал, что это самое меньшее, что она может сделать после всего произошедшего.
– После чего? Что он имел в виду?
Губы Эсме сжались в тонкую линию, и она покачала головой.
– Пожалуйста, – сказал Джейми. – Мне нужно знать правду.
– Твоя мать изменяла мужу с другим мужчиной, – тихо произнесла Эсме.
– Что?
– Справедливости ради, твой отец заслуживал этого. Он сам был совсем не мальчиком из церковного хора.
– Я слышал, что он был вспыльчивым человеком.
Эсме кивнула:
– Да, за ним такое водилось.
– Он бил маму?
– Нет! – твердо сказала Эсме и задумалась. – Ну, может быть, один раз. Я точно не уверена. Иной раз, когда они ссорились, то могли физически сцепиться друг с другом. Били посуду и тому подобное. Не думаю, что он когда-либо избил ее, но я же не находилась рядом с ними каждую минуту. – Она покачала головой, продолжая размышлять. – У твоей матери тоже был ужасающий темперамент, и в этом они стоили друг друга. Даже удивительно, что ты не помнишь.
– Я помню, как кричал отец. Помню треск ломающихся вещей. Я полагал, что это скорее он, а не она.
– Ну да. Нет оправданий тому, кто поднимает руку на женщину, поэтому я не думаю, что дело доходило до этого. Она много раз царапала ногтями его лицо и всячески провоцировала его. Иногда они боролись друг с другом, словно дети. Но потом это часто переходило в нечто совсем иное. – Щеки Эсме порозовели. – Не дело заниматься такими вещами, когда ты не в спальне.
– А как насчет того, что она носила солнечные очки, чтобы скрывать синяки? – Стелла не хотела вмешиваться, но слова вырвались сами.
– Откуда ты это взяла? – удивленно спросила Эсме и покачала головой: – Она надевала солнечные очки, если накануне слишком много пила. А это случалось довольно часто.
У Стеллы стало легче на душе. Разумеется, это по-прежнему было ужасно, но не так просто или страшно, как образы матери и сына, терроризируемых чудовищем в облике отца.
