Когда стемнело, он спрятал в расщелине скалы оружие, взял Николь на руки и пошёл вниз, забирая на север.
Дождь не прекращался. Он прикрыл Николь кожаной курткой, чтобы девушка не страдала ещё и от холода. Обмякшее тело её дрожало. От жалости к ней Иван терял силы. Порой его охватывала паника.
Постепенно, по мере того, как Иван спускался вниз, лес менялся. Исчезли ели. Пошли сосны и лиственницы. Потом каштаны, грабы и кустарники. А вот и дорога…
Это был обычный просёлок, который вольно петлял между деревьями. Лента дороги то опускалась вниз и шла по лугу или обрамлённой редкими деревьями долине, то снова поднималась, переваливая через каменистую гряду. Местами дорога заросла густой травой, что свидетельствовало о том, что пользовались ею не так часто.
Вскоре Иван увидел впереди нечто вроде изгороди в одну жердь и ворота с калиткой. За воротами виднелся старый сад и хозяйственные постройки. Это была ферма. Или хутор. Или просто одинокий дом в дубовом лесу у подножия гор.
Повезло им или нет, Иван ещё не знал. Кто живёт на ферме? Как хозяева примут их, да ещё в таком состоянии? А вдруг это немцы-колонисты, получившие эту ферму и окрестные земли за какие-либо заслуги перед рейхом? И правильно ли он поступил, что не взял с собой хотя бы карабин? В карманах лежали гранаты. Те самые, которые оставил Арман. Это придавало уверенности.
Большая рыжая собака вышла из ворот кирпичной постройки и села на дороге, преграждая им путь. Когда Иван попытался обойти её, собака залаяла и оскалилась. Иван знал, что будет дальше. Оставалось ждать прихода хозяина. Иначе этот великан вопьётся в него своими огромными жёлтыми клыками.
Хозяин появился вскоре.
Это был человек лет шестидесяти пяти, одетый в какой-то старопокройный камзол, в высоких кавалерийских сапогах, чем-то похожий на русских помещиков, какими их рисовали в учебниках литературы. Ещё не старик, но уже потерявший мужскую осанку, словно век простоявший дом, которому ещё стоять и стоять, но всё же заметно рассевшийся по сторонам. Под мышкой он по-охотничьи умело придерживал двустволку.
– Qui êtes-vous? Et que faites-vous dans ma maison?
[39]
– Monsieur, s’il vous… – заговорил Иван, пытаясь не произносить ничего, ни слова, по-русски. – Elle est très malade. Elle a besoin d’aide
[40].
Хозяин внимательно смотрел на Ивана. Видимо, акцент нежданного гостя его насторожил. Он опустил ружьё и спросил, глядя на перевязанную ногу девушки:
– Sa maladie est parce que la balle?
[41]
– Oui, la balle
[42].
– Allemande?
[43]
– Да, боши.
Хозяин усмехнулся, посмотрел на их береты. На берете Ивана рядом с Лотарингским крестом была приколота зелёная эмалевая красноармейская звёздочка.
Хозяин закинул ружьё за плечо и сказал по-русски:
– Идите за мной, monsieur
[44] красноармеец. Быстро.
Они прошли через сад мимо колодца и вошли в дом, выложенный из такого же старого кирпича и серого гранита. В доме стояла тишина. Похоже, никого, кроме хозяина, здесь не было. Собака взвизгнула и улеглась у входа.
– Сюда. Несите её сюда, – сказал хозяин и указал на кушетку у камина.
Иван положил Николь на кушетку. Она уже не приходила в себя.
Хозяин исчез в смежной комнате и появился через минуту с металлической коробкой в руках.
– К сожалению, моя жена ушла в деревню за покупками, и ассистировать придётся вам, – сказал он. – Как вас зовут?
– Иван.
– Что ж, будем знакомы – Александр Алексеевич Языков. Доктор медицины. Бывший подданный Российской империи. А теперь скажите, сколько времени прошло с момента ранения и как раненая себя чувствовала всё это время? Да, вот что: из дома без моего ведома не выходить. Ни при каких обстоятельствах.
Александр Алексеевич разложил хирургический инструмент.
– Кто делал перевязку? Вы?
– Я.
– Режьте. Вот так, по косой. – И Александр Алексеевич подал Ивану ножницы.
Он внимательно следил за движениями Ивана.
– Не торопитесь. Рану чем обрабатывали? Мочой?
– Да. Пришлось.
– Ну, хотя бы так… А теперь хорошенько промойте инструмент с мылом и протрите спиртом.
Александр Алексеевич сделал какой-то укол.
– Нуте-с, братец Иван, приступим к нашей операции. Если не раздроблена кость, то шанс на благополучный исход есть.
– Постарайтесь, Александр Алексеевич.
Доктор усмехнулся.
– Да уж постараюсь. Она тоже русская?
– Нет, француженка. Её зовут Николь. Она из Парижа.
– Из Парижа… Ну, пусть из Парижа. Хотя проверить это невозможно. А может, из Саратова?
– Какой мне смысл вам лгать? Никакого.
– А вы откуда будете? И каким ветром – в наши палестины?
– Из Смоленской области. Под Вязьмой осенью сорок первого попал в плен. Несколько концлагерей… Потом привезли в Баденвайлер на кожевенную фабрику. Бежал. Прошлой осенью перешёл горы. Теперь здесь.
– В маки?
– Да.
– И куда потом? – Доктор кивнул на Николь. – Она не встанет сразу. Потребуется какое-то время. Рана должна затянуться. Дренаж, перевязки, снятие швов… И всё это в обстановке покоя и хорошего ухода. Вы сможете ей гарантировать эти условия там, куда вы её собираетесь утащить? Да и как тащить, тоже вопрос. Не повезёте же вы её в горы на ослах. Или мулах. Ни тех, ни других нет.
Иван молчал. Александр Алексеевич зло подшучивал над ним, над теми обстоятельствами, в которых оказался он с беспомощной Николь на руках. Он знал, что доктора люди беспощадные. Уже счастье то, что они попали к доктору, к настоящему хирургу. Что он согласился помочь. Остальное можно терпеть.
– Союзные армии высадились в Нормандии и наступают сюда, на юг. Нам тоже приказано атаковать. И в этих условиях…
– Зонд. Дайте мне вот эту длинную штуковину. Нужно определить, где находится пуля.
Доктор искал пулю недолго.
– Вот она. Слышите? – И он постучал металлическим штырьком зонда по невидимому предмету внутри раны. – Сантиметр. Она лежит поперёк. Вот в чём штука. Надо вначале развернуть. И попытаться вытащить. Признаться, давненько я этим не занимался.
