Они с Верити попали между двумя потоками.
– Верити, осторожно! – крикнула Демельза.
Тут кто-то схватил ее за руку:
– Сюда.
Эндрю Блейми протащил их через улицу на крыльцо какого-то дома. Там едва хватало места для троих, но можно было хоть как-то укрыться от давки.
Верити пыталась упираться, но выхода у нее не было. Капитан закрыл собой Демельзу, а Верити, которая оказалась сбоку, загородил рукой.
Мимо прокатывались толпы возмущенных, потрясающих кулаками людей. Первая прошла быстро, а потом у моста застопорилась, словно бы бурлящая река, впадающая в узкое ущелье. Деваться было некуда. Шахтеры шли по восемь, десять, пятнадцать, двадцать в ряд. Женщины начали кричать. Серая орда измученных людей заполнила Кенвин-стрит, насколько хватало глаз. Мужчины напирали на стены, словно надеялись их раздвинуть. В окнах затрещали стекла. Блейми всеми силами сдерживал напор толпы на их убежище.
Никто не знал, что происходит, но, по всей видимости, первые ряды определились с направлением движения, и затор посреди моста начал рассасываться: шахтеры пошли более целенаправленно. Давление ослабло, толпа схлынула и, сначала медленно, а потом все быстрее, начала удаляться в сторону центра города.
Шествие превратилось в рваную колонну, и троица в нише на крыльце почувствовала себя в безопасности.
Эндрю опустил руку.
– Верити, умоляю тебя – подумай еще раз… – Он посмотрел ей в глаза. – О, дорогая, пожалуйста…
Верити шагнула с крыльца и безрассудно бросилась в толпу. Все произошло так быстро, что ни Блейми, ни Демельза не успели среагировать.
– Верити! Верити! – закричал капитан через головы проходящих мимо людей.
Они с Демельзой бросились за Верити, но даже секундного замешательства хватило, чтобы между ними оказались десятки незнакомцев.
Блейми расталкивал толпу и так энергично пробивался вперед, что Демельза очень быстро потеряла его из виду. Она была довольно рослая, но впереди шли сплошь высокие мужчины, и, сколько она ни вытягивала шею и ни крутила головой, все было тщетно. Когда Демельза оказалась возле самого узкого места на мосту, у нее уже не было ни сил, ни возможности высматривать Верити и Блейми. Ей оставалось только защищаться, чтобы не приблизиться к краю моста и не очутиться в реке. Мужчины и женщины протискивались мимо, давили, толкались локтями и тыкали палками. Толпа, словно огромное животное, стискивала Демельзу со всех сторон и не давала ей ни вздохнуть, ни развернуться. В какой-то момент толпа вдруг останавливалась, изрыгала проклятия и обливалась по́том, а затем умолкала и ускорялась то в одну сторону, то в другую. Несколько раз Демельза теряла опору под ногами, ее несло потоком людей, а она только цеплялась за идущих рядом. Прямо возле Демельзы упала женщина, и толпа сразу подмяла ее под себя. Потом другая женщина лишилась чувств, но ее успел подхватить какой-то мужчина. Откуда-то доносились крики, плеск воды и удары палок.
Даже когда они сошли с моста, узкая улочка не давала людскому потоку рассосаться. Чем ближе была цель шествия, тем злее становились люди. Казалось, весь воздух вокруг пропитался злобой и жестокостью. У Демельзы потемнело в глазах, она отчаянно боролась за свободное пространство. Постепенно давление начало ослабевать, и толпа увлекла ее вниз по Коингхолл-стрит. Люди направлялись к зернохранилищам, которые располагались на берегу реки.
Демельза наконец увидела вдалеке справа от себя капитана Блейми и, собравшись с силами, начала пробираться в его сторону.
Толпа снова стала напирать и понесла ее вперед, а потом постепенно заставила остановиться. Демельза оказалась в окружении злых потных шахтеров и их жен.
Перед воротами первого зернохранилища собрались горожане и бюргеры, полные решимости защитить свою собственность. На стене стоял мировой судья, толстый и скромно одетый. Он что-то кричал, но его крики заглушал рев толпы. Рядом с ним находились владелец зернохранилища – тучный, постоянно моргающий мужчина – и трое городских констеблей. Солдат нигде не было видно – шествие застало местные власти врасплох.
Демельза проталкивалась в сторону Блейми и тут увидела Верити. Он все-таки ее отыскал. Они остановились у входа в конюшню, и толпа не давала им пройти дальше.
Судья перешел от увещеваний к угрозам:
– Власти постараются сделать все возможное, но это не значит, что нарушители порядка не будут наказаны по всей строгости закона.
И он напомнил собравшимся, что после беспорядков в Редрате в прошлом месяце одного из бунтовщиков приговорили к смертной казни, а многих других заключили в тюрьму.
– Позор! – кричали ему в ответ. – Убийцы! Злодеи!
Слово взял невысокий шахтер:
– Мы хотим получить то, на что имеем право. Нам нужно зерно. Всем живым тварям надо как-то кормиться. Продайте нам зерно по справедливой цене, и мы с миром разойдемся по домам. Назовите цену, мистер. Справедливую цену для голодных людей.
Судья повернулся к хозяину зернохранилища. Они стали о чем-то переговариваться. Демельза протиснулась между двумя шахтерами, которые весьма недовольно на нее посмотрели – она мешала им слушать. Демельза хотела было окликнуть Верити, чтобы привлечь ее внимание, но передумала.
– Мистер Сэнсон с пониманием относится к вашему бедственному положению и готов продать вам зерно по пятнадцать шиллингов за бушель, – объявил мировой судья. – Соглашайтесь, это щедрое предложение.
Толпа возмущенно загудела. Но невысокий шахтер, прежде чем ответить, наклонился, чтобы посовещаться с теми, кто стоял рядом.
Демельза наконец оказалась на достаточном расстоянии от Блейми и Верити, чтобы они ее услышали, но между ними стояла ручная тележка, на которой сидели женщины, и она не представляла, как подобраться ближе к своим друзьям. Эндрю и Верити не отрываясь смотрели в сторону зернохранилища, хотя в действительности их сейчас мало волновало происходящее вокруг.
– Восемь шиллингов. Мы заплатим вам по восемь шиллингов за бушель. Это самое большее, что мы можем себе позволить. И даже при такой цене мы все будем обречены на полуголодное существование.
Судья еще не успел повернуться к торговцу зерном, а тот уже протестующе замахал руками. Толпа снова зашумела, потом все умолкли, и Демельза смогла расслышать голос Блейми.
– …Чтобы жить дальше, дорогая, – тихо и отрывисто говорил он. – Милая, неужели все эти годы не послужили искуплением? Да, нас разлучила кровь. Но ведь все это уже быльем поросло. Как я понимаю, Фрэнсис за эти годы изменился. Хотя я с ним и не говорил. Но ты, ты не изменилась. В душе ты осталась такой, как и прежде.
Толпа снова загудела.
– Восемь шиллингов – или ничего! – крикнул выступающий от имени толпы шахтер. – Слово за вами, мистер. Решайтесь, мы больше терпеть не станем.
Верити закрыла глаза рукой в перчатке:
