Элизабет единственная во всем доме заметила, что Верити вернулась. Тетушка Агата была глуховата, а Фрэнсису было все равно.
– Что-то рано вас сегодня Паско отпустили, – с вымученной улыбкой заметила Элизабет.
– А мы к ним и не заходили. – Верити стянула перчатки. – Шахтеры устроили в городе беспорядки, и… и мы подумали, что разумнее будет уехать, пока не стало еще хуже.
– Ха! – сказал Фрэнсис, выглянув в окно. – Беспорядки. Ну еще бы. Скоро везде беспорядки начнутся.
– Вот поэтому у меня не было времени на то, чтобы выбрать тебе брошь, Элизабет. Мне жаль, но, может, на следующей неделе…
– Столько лет, – сказала тетушка Агата. – Будь я проклята, она ведь существовала еще задолго до моего рождения. Я хорошо помню, как бабуля Тренвит рассказывала мне, что дедушка ее мужа, Джон Тренвит, прорубил первую штольню за год до своей смерти.
– И в каком же году это было? – скучающим тоном поинтересовался Фрэнсис.
– Вот уж на этот вопрос я тебе не отвечу. Загляни в семейную библию, там все даты рождения и смерти Тренвитов записаны. Но было это еще в царствование Елизаветы.
Верити постепенно начала догадываться, о чем идет речь. Мысли об утренней встрече сразу вылетели из головы. Уезжая из Тренвита, она с нетерпением ждала, какое решение будет принято сегодня на собрании акционеров. И вот, вернувшись, даже ни о чем не спросила.
– Но вы же не хотите сказать, что…
– А потом, лет семьдесят или восемьдесят спустя, уже другой Джон пробил первый ствол шахты. Вот за него-то и вышла бабуля Тренвит. За все эти годы шахту ни разу не закрывали. Еще недавно мы получали от нее тысячи. Несправедливо вот так все пускать коту под хвост.
Сердце у Верити упало.
– Означает ли это, что закрывают всю шахту? Я правильно поняла?
– А как иначе? – Фрэнсис отвернулся от окна. – Мы не можем осушать одну часть рудника, не осушая при этом другую.
– Когда я была маленькой девочкой, – подала голос тетушка Агата, – денег у нас было столько, что я могла ими играть. Папа умер, когда мне исполнилось восемь. Помню, как мама заказывала памятник на кладбище при церкви в Соле. Я слышала, как она говорила: «Не жалейте денег». Я и сейчас ее слышу: «Не жалейте денег. Мой муж умер от ран, как если бы пал в бою. У него должен быть достойный памятник». О, Верити, ты уже вернулась? Ты такая румяная. И с чего это, интересно, ты вдруг так разрумянилась? Подобные новости кровь не греют. Это станет закатом Полдарков, вот что я вам скажу.
– Что же теперь будет, Фрэнсис? – спросила Верити. – Как это отразится на нас? Мы уже не сможем жить как прежде?
– Как акционеров нас это никак не коснется. Разве что лишит надежды на возрождение, и мы больше не сможем сорить деньгами. Мы вот уже пять лет не получали дивиденды. Право недропользования приносило нам восемьсот фунтов в год. Теперь этого не будет. Вот и вся разница.
– Значит, мы вряд ли сможем продолжать… – начала Верити.
– Это зависит от других наших вложений, – раздраженно перебил ее Фрэнсис. – У нас есть ферма. Деревня Грамблер и половина Сола принадлежат нам. Если, конечно, после всего случившегося арендаторы вообще смогут нам платить. Надеюсь, что кредиторы проявят снисхождение и у нас будет минимальный доход, который позволит жить дальше. Если только это можно назвать жизнью.
Элизабет встала и плавно опустила Джеффри Чарльза на пол.
– Мы справимся, – тихо сказала она. – Другим сейчас гораздо хуже, чем нам. Есть разные способы экономить. Не будет же это длиться вечно. Нам просто надо постараться какое-то время удержаться на плаву.
Фрэнсис несколько удивленно посмотрел на жену. Возможно, он ожидал, что Элизабет отреагирует на его слова иначе – станет возмущаться или будет его обвинять. Но Элизабет всегда хорошо держалась в критических ситуациях.
– Мама, – Джеффри Чарльз недовольно поглядел на отца, – а теперь мне уже можно пошуметь? Можно мне пошуметь, мама?
– Пока еще нет, дорогой, – ответила Элизабет.
Верити пробормотала извинения и удалилась.
Она поднималась по широким ступеням и смотрела вокруг новыми глазами. Прошла через квадратную лестничную площадку с низким потолком и прекрасными готическими окнами эпохи Тюдоров, откуда открывался вид на маленький зеленый парк с плетистыми розами, вечно сухим фонтаном и вымощенными булыжником дорожками. Все в этом доме было крепким и надежным, все радовало глаз и было построено на века. Верити молилась, чтобы так было и дальше.
В своей комнате Верити избегала смотреть в зеркало, боялась увидеть в нем то, что подметили острые старые глазки тетушки Агаты.
Окна ее спальни выходили на живую изгородь из тиса и огород. Четыре года назад она стояла у этого окна и с горечью в сердце созерцала тот же самый пейзаж. Здесь она находила утешение в самые трудные моменты своей жизни.
Верити не знала, насколько серьезным будет этот кризис. Возможно, в будущем, когда она оглянется назад, все покажется не таким уж и страшным. Надо же, Грамблер закрывают. Одно только это означало коренные перемены в жизни всей округи. Грамблер закрывают – это просто в голове не укладывалось.
Но стоит ли ей самой так волноваться? Да, закрытие шахты могло отразиться на финансовом состоянии Верити. Но при ее образе жизни деньги всегда оставались на втором плане.
Однако этот кризис в любом случае коснется других людей. Да, он заденет всех, кого она знает и любит, и не только в этом доме, но по всей округе. И людей из церковного хора, с которыми она занимается, и бедняков, которым она помогает. Еще сегодня утром все они были очень близкими ей людьми. Так что же изменилось? Почему она не расстроена, почему не переживает за них? Почему не чувствует себя несчастной, ведь для этого есть все основания? Почему? Почему? Ответ был прост, вот только у нее не хватало мужества признаться себе в этом. Верити прижалась лбом к оконному стеклу и напряженно прислушивалась к биению собственного сердца.
Глава четырнадцатая
Джуду и Пруди пришлось уйти. Росс был непреклонен. Он не был человеком злопамятным и преданному слуге мог простить многое. К пьянству Джуда Росс давно уже привык, но вот его вероломства он не стерпел. Кроме того, следовало подумать о ребенке. Ни Джуду, ни Пруди больше нельзя было доверять Джулию.
На следующее утро Росс вызвал обоих к себе и дал им неделю на сборы. Пруди давилась слезами, Джуд мрачно помалкивал; поначалу он думал, что если в прошлый раз сумел за неделю все уладить с капитаном Полдарком, то и сейчас получится. Но это был не тот случай. И когда Джуд наконец понял, что ошибался, он не на шутку встревожился. За два дня до конца назначенного срока Демельза сжалилась над Пруди и сказала, что может попробовать уговорить Росса оставить ее, но одну, без Джуда. Однако Пруди проявила солидарность с мужем и решила уйти вместе с ним.
И вот настал день, когда Пэйнтеры собрали все свои пожитки и покинули Нампару. Поселились они в какой-то развалюхе на самом краю растянувшейся по долине деревни. А в прошлом это был первый жилой дом в Грамблере.
