Когда-то он удостоился отдельной статьи в «Санди таймс», а теперь единственным представителем прессы было это юное недоразумение.
– Я должна надеть что-то особенное? Я не…
– Погиб человек. Проявите хоть немного уважения. – Он увидел тревогу в ее глазах и сделал глубокий вдох. – Он был моим другом.
– Я знаю. Мне правда жаль. Я переоденусь.
Шон покачал головой:
– Извините, я не хотел кричать.
Взяв себя в руки, он подошел к Анджеле и бабушке Руби.
– Шон, – сказала Анджела, но не встала обнять его, как сделала на похоронах. – Ты не пришел на поминки – наверное, был занят.
– Я не думаю, что Руфь его приглашала, – заметила бабушка Руби.
В ее глазах светилось мудрое понимание, и она протянула ему свою высохшую руку. Он бессознательно взял ее. Сжав его руку, она взглянула ему в глаза.
– Том так тобой восхищался. – Она крепче сжала его руку. – Я уверена, ты бы спас его, если бы мог. Правда ведь?
Шон накрыл ее руку другой своей ладонью в знак утешения и чтобы удержать от очередного обескураживающего вопроса.
– Конечно спас бы. И я рад, что пришел сюда, если могу как-то помочь вашей семье.
Он вернулся на свое место, чувствуя себя так, словно пожилая леди полоснула его ножом. Когда он сел, Соубридж наклонился к нему.
– Лучше держитесь этой стороны, хотя бы пока. – Он обернулся на звук открывшихся дверей. – Ага, всей когортой.
Вошла пожилая женщина, а за ней – два молодых человека. Оба несли черные портфели. Соубридж встал и вежливо кивнул им.
– Миссис Урсула Осман, неимоверно рад вас видеть.
Женщина остановилась и моргнула, взглянув на Соубриджа. Все в ней казалось каким-то помятым – от лица до портфеля и пыльного черного костюма.
– Николас, – сказала она, – доброе утро.
Даже ее голос был надтреснутым.
– Только не говорите, что вы ушли из уголовного суда.
– Я никогда не ухожу с поля боя.
– Чистая правда! Честь и слава вашему мечу и щиту. Мы салютуем вам, мадам, и переводим дух, ведь это дознание все равно что диетическая кола.
Соубридж был так велеречив, словно уже вел судебное заседание.
– Никакое дознание не бывает диетическим, – возразила она сухо.
– Туше. – Соубридж расправил складки костюма, садясь. – Отличный королевский адвокат, – пробормотал он, когда она прошла, – но выглядит всегда помято. И, боже мой, как она постарела. Просто кошмар.
Шон оглядел женщину, вызвавшую у Соубриджа приступ агрессивного амикошонства.
На вид ей было под шестьдесят, щуплая фигурка с покатыми плечами хранила следы детского сколиоза. Жидкие волосы были выкрашены в жгуче-черный цвет, и, когда она со своим портфелем перешагивала через складку ковра, он увидел в ней воплощение безжалостной старости и хрупкости человеческого тела. Тяжелая папка вдруг выскользнула у нее из-под мышки и упала на пол, раскрывшись. Она издала возглас досады, и Шон двинулся к ней, чтобы помочь.
– Оставьте.
Она согнулась над бумагами, растопырив пальцы, прежде чем он успел поднять их. Но затем она вспомнила о манерах и подняла взгляд на него:
– Но спасибо вам, мистер Каусон.
У нее были черные, глубоко посаженные глаза, смотревшие на него вдумчиво и проницательно. Шон оторопел, внезапно вспомнив медведя на краю ледника.
Он вернулся на свое место, чуть пошатываясь, и едва ощутимый зуд возник в кончиках его пальцев на правой руке. Он отчетливо услышал в комнате громкое воронье карканье и увидел следы черных лапок на грязном плафоне люстры. На секунду перед ним открылось окно в прошлое – холодный белый ромб, который он видел, неподвижно лежа на постели, с руками, стянутыми ремнями, ощущая невыносимое жжение в пальцах. Шон коснулся своих губ, затем кончика носа. Подушечки его пальцев были мягкими и гладкими, кожа – теплой. Ему нужно будет рассказать обо всем этом, совсем скоро. Соубридж что-то говорил Шону, задевая локтем, и он увидел, что комната заполнена людьми.
– Будьте добры встать, идет королевский коронер.
По проходу бодро прошел моложавый человек средних лет в сером костюме, а за ним другой, двадцати с чем-то лет. Коронер занял свое место за конторкой на низкой кафедре, и его клерк обратился к аудитории:
– Будьте добры, садитесь.
Под скрип стульев дознание по делу о смерти Томаса Уолтера Хардинга началось.
Одна из замечательнейших черт западно-гренландской хаски состоит в том, что собаки этой породы выглядят совершенно по-разному. В одной местности можно увидеть собак, похожих как на бобтейлов, так и на коротконогих немецких овчарок, и ни то ни другое не будет считаться отклонением от нормы. Хотя большинство собак напоминают скорее чау-чау, чем какую-либо европейскую породу. Такое огромное разнообразие в экстерьере наводит на мысль, что все собаки являются полукровками, как и их хозяева, местные метисы. Тогда как в действительности хаски – это, пожалуй, чистейшая порода на свете, тщательно изолируемая от остального собачьего мира.
Салазки: британская Транс-Гренландская экспедиция 1934 года (1935 г.).
Мартин Линдсей
18
– Меня зовут Алан Торнтон, и я королевский коронер по Кентербери и восточному Кенту. Мне поручено выяснить и записать в ходе данного дознания все факты относительно смерти Тома Хардинга, способные представить интерес для общественности.
Он медленно обвел взглядом помещение, и Шон ощутил прилив адреналина.
– Вы все можете приходить и уходить по своему желанию, – продолжил коронер, – но я надеюсь, что вы отнесетесь с уважением к следствию и найдете для этого подходящий момент.
Затем он указал на противоположную сторону своей кафедры, где располагалась конторка и стул для выступления свидетелей. С каждой стороны имелся монитор.
– А теперь по просьбе семьи Тома и для общей ясности я собираюсь показать видеосъемку собственно момента обнаружения его тела на Шпицбергене в июне этого года. Я должен вас предупредить, что в самом конце вы увидите само тело. Если не желаете смотреть на него, будьте добры, покиньте зал сейчас.
Никто не двинулся, и служащие с каждой стороны зала закрыли вертикальные жалюзи и выключили свет. Черные экраны засветились ярко-серым, все было готово. Соубридж наклонился к Шону и прошептал:
– Я ничего об этом не знал, разумеется, иначе сказал бы вам. Просто никудышное оповещение – вы уверены, что хотите это увидеть?
Шон кивнул, не отводя глаз от ближайшего экрана. Он отчаянно боялся, но в то же время хотел увидеть тело Тома. Появилась надпись:
