Но у ветра свои планы – он крутит и бросает Шона, как дети в приступе ярости кидают тряпичную куклу. Шон спотыкается и падает, и чувствует, что у него больше нет сил. Ветер вопит, празднуя победу, и Шон понимает, что происходит, но ведь это не так уж плохо. Он перестал бороться, его разум ослабил хватку и может теперь отдохнуть. Ему спокойно и уютно, он словно забрался в иглу, как умный эскимос.
Кнуд Расмуссен и Петер Фрейхен научились делать иглу. Лучшие друзья, как они с Томом. Расмуссен и Фрейхен, Каусон и Хардинг, они вчетвером в тюленьих анораках управились бы как нечего делать.
Нам не нужно делать его большим, не все хорошее должно быть большим, Шон, мы просто сделаем, что сможем. Поднимайся, ленивый черт.
Шон поворачивает лицо на голос Тома, словно с расстояния в тысячу миль. Том прямо здесь, у него за спиной, в снегу, показывает ему, как он может копать снег голыми руками. Он ухмыляется, когда Шон повторяет за ним, только гораздо, гораздо медленнее. Они продолжают копать, дело спорится, они устроили нору в снегу – или, может, раскопали нору, – и Шон забирается в гладкое, округлое логово и сворачивается как эмбрион, укрывшись от яростного воющего ветра. И так, затерянные на склонах Мидгардбрина, под ледяной шапкой Мидгардфонны, на архипелаге Шпицберген, лежали подо льдом два человека – один внизу, другой наверху.
– Это чудо, что я выжил. Не помню, как меня нашли, помню только, как проснулся в сикехаусе на следующий день. Я знаю, что давал показания, потому что мне сказали об этом. Но я этого не помню.
Шон сунул правую руку под мышку и почувствовал, как она потеет. Он чувствовал, как рубашка липнет к спине, и резкий запах пота из-за стресса.
– Все, что я знаю, – это что пещера обвалилась на нас, и Том соскользнул в расселину. Я каким-то образом выбрался. Инспектор Брованг нашел меня.
– Благодарю вас, мистер Каусон. – Миссис Осман поправила свой перекосившийся пиджак. – Спасибо, что заново пережили это… суровое испытание… ради нас. Мои вопросы не столько касаются того, как вы выжили, сколько того, почему Том оказался не таким… везучим.
Шон медленно кивнул. Вот оно, началось.
– Позже мы заслушаем мнение эксперта… гляциолога…
[49] о том, что ледяные пещеры, где бы они ни находились, никогда не могут считаться безопасными. Но вы были во всех отношениях уверены, что эта пещера… на Мидгардбрине… была достаточно надежна, чтобы обследовать ее с вашими партнерами.
– Да, я был уверен. Как и Дэнни Лонг, и Терри Бьернсен, у которых огромный опыт полярных исследований, они живут там круглый год.
– Да. Я это отметила. Стало быть, возник зазор в… полу? Пещеры, известной как Большой Зал. Это верно? Насколько широким он был? Вы могли бы описать его? Я пытаюсь оценить степень опасности.
Секунду Шон смотрел на нее в отупении.
– Было очень трудно рассмотреть. У нас все тряслось под ногами. Потекла вода, от этого стало скользко, иначе бы Том перепрыгнул.
– Звучит пугающе. – Миссис Осман нахмурилась, глядя в свою открытую папку, затем покачала головой и стала обеими руками копаться в стопке бумаг, пестрящих разноцветными закладками. – Прошу прощения, сейчас…
Соубридж глубоко вздохнул, выражая свое мнение о ее компетентности. Коронер постучал пальцем по карандашу.
– Да, прошу прощения. Вот. – Миссис Осман снова подняла глаза. – Как бы вы охарактеризовали ваши отношения с мистером Хардингом?
– Мы дружили с колледжа. С 1988 года и до смерти Тома. Три десятка лет.
Миссис Осман одобрительно наклонила голову.
– Вы можете сказать, что это были стабильные и постоянные дружеские отношения?
– Очень даже. – Шон ощутил при этих словах дрожь.
– Хотя тут не без… зазоров. Не так ли? – Она опустила взгляд и перевернула страницу. – Потому что, когда я просматривала ваше письменное показание, доставленное в мою канцелярию, как и коронеру… помимо того, что я нашла его очень полезным, за что благодарю вас и мистера Соубриджа за предусмотрительность, у меня возник вопрос… Было ли такое время, когда ваша дружба не оставалась… такой уж близкой? Зазор, может быть, в семь или восемь лет, в течение которых вы не имели контактов с мистером Хардингом. – Она снова заглянула в свою папку. – Пока вы не возобновили отношения, и вскоре после этого мистер Хардинг оказался вовлечен в ваш консорциум «Ясный свет». Который вы использовали, чтобы подать заявку на приобретение виллы «Мидгард». С регистрацией в Джерси.
– Могу я спросить мою ученую коллегу, куда именно она клонит? – Соубридж с улыбкой склонил голову набок.
Миссис Осман проигнорировала его.
– Я спрашиваю потому, что было похоже… что между вами на самом деле образовался… зазор. И мне стало интересно почему.
Шон сплел пальцы и сделал глубокий вдох. Он читал, что это должно помогать справляться со стрессом. Ему хотелось заорать миссис Осман: «Чего вы от меня хотите?!», «хватит строить мне ловушки»! Но это не пошло бы ему на пользу.
– Вы правы, – сказал он. – У нас не то чтобы произошла размолвка, но было серьезное расхождение во взглядах. Политического плана, не личного, однако это имело свои последствия.
Это было в воскресенье, в феврале. Том пришел к ним на ланч и стал обсуждать свой последний разрыв с Руфью Мотт. Шон придерживался мнения, что ему будет лучше без нее, а Гейл считала, что ему следует сделать Руфи предложение и это все решит: они поймут, чего хотят, и взаимные обязательства помогут им преодолеть трудные времена.
Незаметно разговор перешел на скользкую тему того, какие формы могут принимать отношения между мужчиной и женщиной, и Шон, только недавно упорно отрицавший свое очередное волокитство, почувствовал себя крайне неуютно. Том, рисовавший что-то вместе с Рози, решил выручить его и перевел разговор на марш протеста, назначенный на следующую субботу в Лондоне, против намечавшегося вторжения в Ирак.
– Я не смогу, – сразу сказал Шон. – У меня назначена встреча.
– В субботу?
– Шон теперь такой трудоголик.
Шон услышал огорчение в голосе жены, почувствовал себя виноватым и разозлился.
– Да, в субботу. Это единственный день, когда все могут прийти.
Том нарисовал акулу на рисунке Рози, и она одобрительно кивнула с серьезным видом.
– Шон, у тебя есть статус. Твое участие не останется незамеченным. Ведь нет абсолютно никаких свидетельств, что в Ираке есть оружие массового поражения. Это будет незаконное вторжение…
– А если у них есть…
– ЕСЛИ! Но на сегодня у них его нет! Назови мне хоть одну реальную причину для вторжения.
– Я назову тебе причину, почему это произойдет, – сказал Шон. – Я не говорю, что это достойная причина, но это правда. Это вторжение произойдет – с маршем или без марша, – потому, что это позволит глобальной экономике покончить с неопределенностью.
