– Что? – Кингсмит рассмеялся.
– Ваш «воксхолл инсигния». Он бронированный.
– Что за фантастическое предположение!
– Отнюдь, – возразила она. – Если вы знакомы с такими машинами, то вполне можете отличить их по характерному звуку при закрытии дверей. И потом, когда обошла автомобиль, я заметила еще и пуленепробиваемое стекло в дюйм толщиной. Мне стало просто интересно.
– Мэм, при всем моем величайшем уважении, вы ошибаетесь. – Кингсмит улыбнулся. – Но я буду просто счастлив показать вам его на досуге. Если захотите прокатиться.
– Не надо, спасибо. Что я на самом деле хочу спросить, это как бы вы описали вашу роль в делах виллы «Мидгард».
– Конечно. – Кингсмит сменил тактику разговора с миссис Осман и был теперь вальяжен, словно флиртовал с ней в баре. – Я являюсь ценным пассивным компаньоном. Мы с Шоном уже давно ведем различные деловые проекты. В самом начале я приглашал его, но в последние годы он стал все чаще приглашать меня. Иными словами, он закатывает вечеринку, а я приношу бутылку и иногда привожу с собой гостей, если вы меня понимаете.
– Боюсь, что нет.
– Хорошо. Если возникает интересная финансовая возможность, нам нравится помогать друг другу. Вы растете таким образом. Так или иначе я вкладываю в него с тех времен, как он еще был студентом, и не секрет, что он весьма неплохо преуспел за эти годы. Поэтому мне приятно видеть с некоторых пор, что он не забывает старика и проявляет ко мне благодарность.
– Значит, вилла «Мидгард» представляла собой финансовую возможность, которую мистер Каусон предложил вам использовать вместе с ним? «Да» или «нет» будет самым приемлемым ответом.
– Ах, миссис Осман, вы же знаете, как часто это ограничивает понимание.
– Или не дает затуманить его.
– Бизнес – прежде всего отношения. Это чувствительный живой организм, намного более сложный, чем бинарное «да» или «нет». Отношения зависят от политики, а политика – от потребностей, ресурсов и доступа к ним. И прежде чем вы припишете мне уклончивость, я хочу ответить на вопрос в полной мере, если вы готовы послушать меня одну минуту. Когда на Шпицбергене виллу «Мидгард» выставили на продажу, Шон увидел превосходную деловую возможность, только у него и так уже была уйма денег. На этот раз он захотел чего-то большего. Извини, Шон, мальчик, но давай будем искренними и поможем этому дознанию продвинуться. Попросту говоря, он захотел славы. Те, кто считает его плейбоем в костюме, не знают его. В душе он исследователь, они с Томом – величайшие романтики в мире. Никакие деньги не компенсируют недостаток приключений в жизни. Такие, как мы, это знают.
Шон ощутил неуместный прилив гордости. Такие, как мы.
– И вот представилась возможность, какие бывают раз в жизни. В полном согласии с его имиджем, и эта часть света ближе всего его сердцу. К тому же он достаточно созрел, чтобы пожелать отдавать, а не только получать.
Кингсмит вышел из-за свидетельской кафедры для лучшего контакта с аудиторией, и служащий посторонился с его пути. Шон вспомнил, как впервые увидел Кингсмита в Оксфордском союзе и как люди физически реагировали на него, инстинктивно отступая при его приближении. Словно он внушал им страх.
– Арктика нуждается в охране, и ее охрана идет рука об руку с попытками обеспечить там наилучший деловой климат. Шон пытается делать и то и другое, и ему была необходима помощь Тома.
– Мистер Кингсмит, – коронер, похоже, устоял перед его обаянием, – вы не баллотируетесь на выборную должность, так что просто ответьте на мой вопрос. Вы считаете, что мистер Хардинг разделял ваши взгляды на принципы освоения Северного Ледовитого океана?
– Да, поскольку его представления утратили наивность, он стал более практичным.
– Это ложь! – Руфь Мотт сказала это Кингсмиту, а затем повернулась к Шону: – Что ты ему сказал? Что ты ему наврал, чтобы завлечь? Он ведь узнал все, да? Он что-то выяснил – я это знаю!
– Доктор Мотт, пожалуйста. – Соубридж тоже встал. – Если у вас имеются какие-то доказательства, кроме досужих измышлений, то у вас была уже масса возможностей донести их до коронера. Мы понимаем, вы очень расстроены, и хотя сочувствуем…
– Да, я расстроена, но не надо делать из меня дуру! Если я раньше совершала ошибки, это не значит, что упущу возможность поступить правильно сейчас! – Руфь Мотт тоже вышла к краю кафедры, готовая дать сдачи любому, кто затронет ее.
– Сядьте все! – Коронер хлопнул ладонью по столу и указал на миссис Осман. – Кроме вас, – и на невозмутимого Кингсмита, – и вас.
– За этим что-то есть! – Руфь Мотт повернулась к коронеру. – Я точно знаю!
Шону захотелось схватить ее за плечи и встряхнуть, и заорать ей в лицо, чтобы она заткнулась: ничто уже не вернет Тома, так что просто оставь всех в покое, мы все должны жить дальше без него, мы все должны жить со своими ошибками. Том мертв, и мы собираемся сделать большое гребаное пожертвование в его честь завтра вечером и направить деньги на то, во что он верил. Том шел напролом – и посмотри, что получилось. Так не должно было случиться!
Руфь оглянулась на Шона с таким видом, будто он на самом деле, а не мысленно, прокричал ей это. Она задрожала и с побелевшим лицом сошла с трибуны и направилась к выходу из зала мимо смотревших на нее пораженных людей.
– Доктор Мотт! – выкрикнул коронер, но она не остановилась.
Когда же она приблизилась к двойным дверям, собираясь толкнуть их, кто-то, похоже, открыл их снаружи. И в следующий миг Шон увидел в проеме силуэт в красном пиджаке, тут же исчезнувший.
– Пусть идет. – Соубридж положил руку на руку Шона.
Но Шон, высвободившись, устремился к выходу.
– Мистер Каусон! – прозвучал голос коронера. – Мистер Каусон!
Возле зала суда никого не было. И вдруг Шон заметил ее, сгорбившуюся на банкетке на пролете первого этажа, она смотрела в стену. Шон огляделся, ища того, кто открыл ей дверь, но никого не увидел. Никого в красном пиджаке, и никакого движения, только плечи Руфи Мотт, содрогающиеся от тихих рыданий. Она знала, что он видит ее.
– Случилось что-то еще, – сказала она, не поднимая головы. – Я абсолютно в этом уверена.
Шон не мог не подойти к ней.
– Руфь… Мы оба его потеряли.
К его удивлению, она не отстранилась от него, а протянула руку. Он взял ее и почувствовал тепло ее кожи в своей ладони. Он опустился рядом и обнял ее. И ощутил ее скорбь, словно ударную волну.
– Руфь…
Он услышал свой голос, он произносил ее имя так бережно впервые за много лет. Она уловила это, повернулась к нему и прильнула. Слушая ее рыдания, он почувствовал жар ее влажной щеки у себя на шее и обнял ее крепче. Он ощутил, как ее груди прижались к нему, и проследил изгиб ее ребер под своей рукой. Шон резко отстранился.
