Но всего этого адмирал Фишер не знал, и сердце его было преисполнено гордости за стального монстра, который рос прямо на его глазах. А если бы знал, то пришел бы в ужас и отчаяние, потому что тогда железный каркас на стапеле следовало бы разобрать, а все работы по проектированию нового корабля начать заново. Причем начать с азов, вроде исследования оптимальной гидродинамики корпуса, совершенствования паротурбинных агрегатов, а также выявления оптимальной с аэродинамической точки зрения формы артиллерийских снарядов, на что могло бы уйти еще лет пять, которых у Британской империи уже не было.
22 (9) ноября 1904 года.
Петербург. Новая Голландия.
Тайный советник Тамбовцев Александр Васильевич
Сегодня я впервые серьезно поговорю с господином (товарищем) Гольдбергом. Дело в том, что после того, как без малого месяц назад была ликвидирована бандгруппа Медведя, а сам заморский гость попал к нам в полной целости и сохранности, он решил использовать старый проверенный способ избежать ответственности за свои темные делишки. Проще говоря, Сэм Гольдберг «закосил под дурика».
Он начал заговариваться, идиотски хохотать, строить рожи служителям моей конторы и ходить под себя – в его камере стояла такая вонища, что надзиратели пробегали мимо нее, зажав нос. «Товарищ Герасим» рассчитал все правильно – при покойном императоре Николае Александровиче его отправили бы в лечебницу для душевнобольных, откуда гораздо легче сбежать, чем из «русской Бастилии» – так теперь фрондирующие представители так называемой «русской интеллигенции» называют Новую Голландию. Примерно так же поступил Юзеф Пилсудский, которому за его «экспроприации» во имя торжества польской социал-демократии грозила виселица.
Только Гольдберг не учел, что попал он не в варшавскую каталажку, а в ГУГБ, и обвести нас вокруг пальца ему вряд ли удастся. А насчет душевной болезни… Раз болен – будем лечить. Я решил проконсультироваться со специалистами с госпитального судна «Енисей», которые посоветовали мне поколоть симулянта сульфатом магния, или, говоря проще – магнезией.
– Поверь, твой клиент при этом испытает такое сказочное удовольствие, от которого он полезет на стенку, – хитро улыбаясь, сказал мой школьный приятель Игорь Сергачев. – Думаю, что он не выдержит такого «лечения» и резко пойдет на поправку. Только для начала его неплохо бы осмотреть. Может, у него пониженное давление или почечная недостаточность. Ты ведь не желаешь, чтобы твой клиент дал дуба?
На следующий день Игорь с дюжим фельдшером по имени Денис приехал в Новую Голландию. Он долго любовался «косилой», который, сидя на полу камеры, чертил пальцем по вываленной из тюремной миски перловой каше какие-то каббалистические знаки и, казалось, не замечал ничего вокруг. Потом Игорь дал команду, фельдшер с надзирателем подхватили Гольдберга под белы рученьки и отволокли в санитарный бокс. Там они отмыли его, переодели в чистую одежду, после чего Игорь померил у липового «психа» давление, пощупал пульс, проверил реакцию зрачков на свет, словом, проделал малопонятные для меня медицинские манипуляции.
Затем фельдшер открыл саквояж, достал шприц и ампулу, намочил ватку спиртом. Надзиратель спустил с арестанта штаны, и «товарищ Герасим» получил пару кубиков магнезии в свой волосатый «тухес».
– Колоть будем регулярно, – с ласковой улыбкой заявил пациенту Игорь, – до тех пор, пока к больному не вернется ясный ум и твердая память. Шурик, выпиши пропуск Денису – он теперь будет два раза в день навещать пациента и делать ему уколы.
Услышав эти слова, Сэм Гольдберг непроизвольно вздрогнул. Похоже, что магнезия уже начала «припекать», и чувства, им испытываемые при этом, вряд ли можно было назвать приятными…
«Товарищ Герасим» оказался крепким орешком. Он продержался почти неделю. Но потом, похоже, ему надоело получать в седалище укол за уколом, и он решил изобразить неожиданное «исцеление».
Позавчера надзиратель передал мне, что «больной» уже не «больной», и что он готов к беседе со мной.
– Ваше превосходительство, Александр Васильевич, – сообщил надзиратель, – этот Гольдберг сейчас бегает по камере и требует, чтобы вы немедленно его приняли!
– Требует – примем! – ответил я ему голосом врача-психиатра из «Кавказской пленницы». – Только не сегодня, а… скажем, завтра… Или послезавтра.
Я специально дал время мистеру Гольдбергу хорошенько подумать и сделать надлежащие выводы. И вот он сейчас сидит передо мной. Похоже, что клиент «созрел»…
Гражданин Североамериканских Соединенных Штатов Сэм Гольдберг выглядел неважно. Он похудел, зарос черной с проседью щетиной и при ходьбе заметно подволакивал ножку.
– Я слышал, что в вашем заведении не соблюдаются права человека, – с ходу выпалил он мне, – но такого жестокого отношения к людям я не ожидал. Когда я выйду на свободу, то первым же делом я расскажу всему цивилизованному миру о том, как обращаются с борцами за свободу в кровавых застенках царского режима!
– Вы что, всерьез надеетесь выйти на свободу? – наглость это гешефтмахера изумила меня. – Думаю, что вас в лучшем случае ожидает тачка и кайло где-нибудь в Горном Зерентуе. Правда, это будет для вас слишком комфортно – ведь в Забайкалье почти курортный климат. Есть в России и более интересные места. Только вряд ли вам повезет, и вы попадете на бессрочную каторгу – скорее всего, ваше путешествие будет более коротким и в один конец – до Шлиссельбурга
[9].
Мистер Гольдберг, услышав мои слова, побледнел. Он явно рассчитывал на то, что его хозяева – банкиры Нового Света – сделают все, чтобы вытащить своего верного слугу из царских застенков. Бедняга, он, видимо, не понимал, что для них он уже не представлял никакого интереса. Скорее наоборот – смерть Сэма Гольдберга была бы для них желательна – уж больно много он знал такого, что другим знать не следовало.
– Так что, мистер Гольдберг, – я постарался, чтобы мой голос был убедителен, как у проповедника из Общества Свидетелей Иеговы, – для вас единственный шанс остаться в живых – облегчить свою душу и рассказать нам все о ваших хозяевах и об их планах в отношении российской власти и действий, направленных на свержение этой власти. Учтите, что многое из того, что вы знаете, нам уже известно. И этого вполне хватит для вынесения вам смертного приговора.
Сэм Гольдберг долго молчал. Видимо, он тщательно взвешивал все за и против. «Товарищ Герасим» прекрасно понимал, что если он расскажет нам все, что ему известно о планах заокеанских банкиров, то они этого ему ни за что не простят и сделают все, чтобы прикончить максимально болезненным способом.
Только это будет не сейчас, а через какое-то время. Виселица же с видом на Ладожское озеро будет готова для него уже через пару недель. Сэм знал, что суд над ним и другими участниками попытки захвата здания ГУГБ будет закрытым и скорым. Там не будет адвокатов, которые в таких случаях обильно фонтанируют красноречием перед экзальтированной публикой, и дамочек, которые станут падать в обморок при виде «несчастных страдальцев за свободу народа». Их осудит военный суд, члены которого, с учетом всей тяжести содеянного, за одно получасовое заседание приговорят всех террористов, которым посчастливилось выжить в той бойне, к виселице без права пересмотра приговора. Приговор же этот будет приведен в исполнение немедленно. И хорошо, если об их казни появится заметка из десятка строк в «Новом времени», рассказывающая про то, как их трупы, снятые с виселицы, заколотили в простые деревянные ящики и похоронили в безымянной могиле.
