Высказаться по этому поводу могла бы, несомненно, та, которую называют «тетей» Марселя. Хорошо бы Вероника нашла номер ее телефона. Иначе надо знать, как ее фамилия. Самый удачный вариант – Майер, тогда она является незамужней сестрой мужа Матильды Майер; другой, и тоже удачный, вариант – она замужняя сестра мужа Матильды, но носит двойную фамилию, она Майер через черточку; третий вариант – незамужняя сестра Матильды носит девичью фамилию, как сестра, то есть Швеглер, если Изабелла правильно разобрала; а четвертый удачный вариант такой – замужняя сестра Матильды Майер носит двойную фамилию, то есть девичья, как у сестры, у нее через черточку. Но есть и наихудший вариант, а именно: Мартен просто называл ее тетей, хотя к семье она отношения не имеет. Изабелле в детстве самой приходилось называть подругу матери тетей Анной, а уж как ни хотелось – Анна ведь никакая им не родственница.
Вообще-то хуже фамилии, чем Майер, для поисков почти и не придумаешь. Однако эта тетя, кто б она ни была, может навести на след не только этих настырных Майеров, но еще и событий, произошедших с Марселем в его юности. Ведь представить невозможно, что швейцарец Марсель безо всяких причин превратился в канадца Мартена, а вот что семейство Майеров имело к этому отношение представить можно, и даже очень.
Но как же ей разузнать, кто он такой? И главное, зачем?
Изабелла принялась составлять список продуктов для ужина с Вероникой:
– филе лосося (биопродукт)
– картошка
– салат-латук
– помидоры.
Сначала написала, а потом уж задумалась, любит ли Вероника рыбу.
9
Зара вошла в трамвай, села, поставила сумку на соседнее сиденье и погрузилась в размышления. Она возвращалась с выставки африканского искусства в Музее Ритберга. Одна соученица, изучающая этнологию, не уставала расхваливать эту выставку и все приговаривала: «Сила, вот сила! Тебе обязательно нужно сходить, именно тебе». Зара полюбопытствовала, почему именно для нее это так важно, а соученица ответила: там, в Африке, и ее корни.
Корни, в самом деле? Зара сроду не была в Африке, и хотя мама не скрывала, кто ее отец, она вообще не пыталась вступить с ним в контакт. Да и мама, насколько ей известно, уже не поддерживала с ним отношений, никогда не предъявляла ему претензий, сама оплачивала ее воспитание и образование. Из Африки денег не получают, наоборот, в Африку деньги посылают…
Зара росла, как все швейцарские дети, в детском саду, в начальной школе, в группе продленного дня, в средней школе, вплоть до аттестата зрелости, и Африкой интересовалась не больше, чем ее белые одноклассницы и одноклассники, а то даже и меньше, ведь она не отдавала дань этническому стилю, подражанию то Черной Африке, то Латинской Америке, что выражалось в пестрых тряпках, которые неожиданно входили в моду, или в культовых фигурках, которые болтались на каждой второй цепочке у ее подружек.
На выставках ей никогда не удавалось продержаться долго, но сегодня она спустилась на цокольный этаж музея и провела там немало времени, она расхаживала среди масок, статуэток, надгробных изваяний, атрибутов власти, церемониальных жезлов, неожиданно испытывая к ним своеобразный интерес. Когда рядом седовласый господин в хорошем костюме сказал своей жене, которая со смесью брезгливости и восхищения уставилась на статую короля и его огромный пенис: «Но ведь это совсем другая культура!», Зара почувствовала, как в ней закипает злость на их обывательское неприятие, на их уверенность, что все это не имеет никакого отношения к ним. Одновременно в ней проснулось новое и необычное чувство, будто здесь лично для нее хранятся послания, которые только и ждали, когда же она их получит.
Перед женской маской – глаза закрыты, рот приоткрыт, виднеются зубы – она простояла особенно долго. Диадема и золотые серьги указывали на ее принадлежность к высшему классу, но головное украшение состояло из чего-то вязаного, расшитого, сплетенного, а по сторонам свисала путаная сетка, и Зара поймала себя на мысли, что и ей был бы к лицу такой убор. Строгое лицо со странными узорами. Что это – татуировки, символы? Или шрамы? Знаки перенесенных страданий? А змея на лбу? Вот бы примерить эту маску да узнать, как чувствуешь себя под нею.
Дважды она подходила к фигуре предка – вырезана из темного блестящего дерева, голова по сравнению с туловищем несообразно велика, нос слишком длинный, безучастные глаза-щелочки не рассчитаны на созерцание этого мира, руки почти по-обезьяньи длинны, а ноги с вывернутыми коленями коротки, пупок вздымается вулканом, чей кратер все еще напоминает о родовой ране, а под поясом-шнуром висит пенис – семенник и производитель будущих пупков. Глядя на эту фигуру, Зара с болью подумала о том, что ведь и у нее имеется целый ряд предков, о которых она ничегошеньки не знает, хотя этот вот, перед ней, отливает темным блеском дерева и вбирает в себя ее взгляд, а сам – предводитель целой колонны предков, теряющейся где-то в саваннах Центральной Африки.
Однажды в четвертом классе им задали сочинение на тему «Мои бабушка и дедушка». Учительница посоветовала начать с того, где они живут, например: «Мои бабушка с дедушкой живут в Хинвиле», или: «Мои бабушка с дедушкой живут в Бриге», или даже: «Мои бабушка с дедушкой живут в Испании». Последней фразой она хотела подбодрить детей мигрантов, ведь часто бывает – так она сказала, – что бабушка с дедушкой живут за границей, и для внуков это очень увлекательно. Зара вполне могла бы рассказать про своих бабушку с дедушкой, проживающих в Винтертуре, тем более что она их очень любила, но написала буквально следующее: «Мои бабушка с дедушкой жили в африканских джунглях. Когда жить стало совсем трудно, они приехали в Швейцарию и стали швейцарцами. Я их очень люблю». А что писать дальше, она не знала.
Учительница, всегда активно выступавшая за мультикультурность, признала сочинение интересным, однако Зара, когда ей пришлось перед всем классом разъяснять, как такое произошло с ее бабушкой-дедушкой и где именно они живут в Швейцарии, перепугалась и заявила, что они вскоре после того умерли. Тогда, сказала учительница, ей следовало написать не «я их очень люблю», а «я их очень любила». С тех пор Зара старалась не распространяться о своем происхождении, если только получалось.
Была на выставке и еще одна женская фигура, перед которой Зара задержалась надолго. Очень стройная, из красноватого дерева, остренькие груди смотрят вниз, пупок крупной шишкой и набедренная повязка. На шее висит цепочка, волосы прикрыты плотно сидящим убором, взгляд устремлен вдаль, а руки взметнулись ввысь. Это защита или победа? Одна ладонь сжата в кулак, другая раскрыта. Фигурку, как сообщала пояснительная табличка, вырезал в четырнадцатом веке мастер-догон.
Зару привела в восторг эта тоненькая девушка, вот уже шесть столетий простирающая руки к небу. Может, это предупреждение? Кому оно адресовано? Догоны живут в Мали, откуда родом ее отец. А вдруг он и сам принадлежит к догонскому народу? Тогда и она, Зара, догонская женщина, во всяком случае, наполовину. Вторая ее половина происходит из Винтертура, так сказать, из винтертурского народа.
