Один из мужчин сказал что-то миссис Ховард, и она что-то ответила. Затем он посмотрел на меня. Его нос был багровым и круглым.
– Уезжаешь в Хилл, не так ли?
– Да, сэр.
– Я в молодости боролся с твоими коллегами. Сильная команда была в Хилле. Настоящая силища.
Это все, что он сказал. Несколько мгновений спустя они оба затушили сигары и покинули ателье.
Мистер Ховард подвел меня к зеркалу и следом подошел Франц с охапкой пиджаков. Мистер Ховард просмотрел их, пока не нашел один, который заинтересовал его. Он велел мне его надеть, затем стал позади, изучая мое отражение.
– У вас есть такой же из твида более темного цвета?
– Да-а, – тяжело отвечал Франц.
– Дайте-ка взглянуть.
Франц принес другой пиджак. Мистер Ховард велел мне повернуться так и сяк, застегнул пиджак, расстегнул.
– Рукава длинные, – сказал он.
Франц измерил рукава и сделал запись в журнале, который принес с собой.
Мистер Ховард отправил меня в кабинку, чтобы примерить весь костюм, затем снова, чтобы прикинуть другой. Франц снял мерки и наколол манжету, но не высказал ничего, в выражении его лица ничего не изменилось. Он тихо стоял рядом, в то время как мистер Ховард тщательно перебирал кучи одежды, которые он принес, отбрасывая одни вещи, немного задерживаясь взглядом на других, чтобы отложить их или отбраковать снова. Мистер Ховард отбросил то, что не принял, весьма категорично. Его глаза сузились, на щеках появился румянец. Миссис Ховард смотрела на него с удивлением и гордостью.
Я беспокоился, что он не найдет ничего, что бы ему понравилось, но держал язык за зубами. Я понимал, что меня одевают не для удовольствия, а по необходимости, что эта одежда была тонким детальным языком, который мальчики в моем новом мире будут читать с одного взгляда, оценивая меня по этим признакам.
Я молчал и делал то, что мне говорят. Мистер Ховард гонял меня туда-сюда между примерочной и зеркалом. Пока Франц стоял в ожидании со своими булавками и измерительной лентой, мистер Ховард подгонял длину штанин, поднимая и опуская ее, пока она не падала прямо на туфли. Он одернул рукава, повернул меня вокруг и распрямил мне плечи, будто лепил скульптуру. Если он был удовлетворен чем-то, то кивал Францу и Франц откладывал эту вещь. Куча росла. Два жакета, один из донегаля, другой из харрис-твида. Один блейзер. Костюм. Несколько пар брюк из габардина и саржи. Дюжина оксфордских рубашек. Галстуки. Одно пальто. Вельветовые брюки и фланелевые рубашки для «прогулок верхом», как полагал мистер Ховард. Пара спортивных туфель, пара классических туфель и пара грубых башмаков – также для верховой езды. Три свитера. Затем еще одна куча одежды для теплой погоды и еще одна для занятий спортом. Было решено, что я должен вернуться в магазин через две недели для финальной примерки. Мистер Ховард заберет одежду, когда она будет готова, и отправит ее прямиком в Хилл в августе, так что она будет ждать меня, когда я туда приеду.
Я понимал, что меня одевают не для удовольствия, а по необходимости, что эта одежда была тонким детальным языком, который мальчики в моем новом мире будут читать с одного взгляда, оценивая меня по этим признакам.
Мне еще нужен был темный костюм для воскресных дней. Мистер Ховард дал мне примерить четыре или пять, едва ли примечательных, пока не нашел один, заслуживающий внимания. Он присел на колени возле меня и отрегулировал длину брюк. Затем выпрямился и осмотрел мое отражение, подталкивая и поворачивая меня вокруг своей оси. К этому моменту я был липкий, как пончик. Мистер Ховард подошел сбоку. Он завязал мне галстук вокруг шеи и стоял, положа руки мне на плечи, глядя вдумчиво в зеркало.
– Ему понадобится коверкот-пальто, – сказала миссис Ховард.
– Верно! – сказал мистер Ховард. – Пальто. Я знал, что что-то забыл.
Франц подошел к стеллажу и снял несколько пальто, чтобы мистер Ховард посмотрел. Он устремился прямиком к одному черному с тонкой саржей в елочку.
– Примерь вот это, – сказал он мне. Я взял. Оно было шелковое на ощупь, как кошачий пух.
– Подожди, – сказала миссис Ховард, когда я начал его надевать. Она подошла и протянула руки к пальто. С чувством горечи я сдался.
– Ммм, – произнесла она. – Кашемир.
Она повернула меня к зеркалу и уложила на мне пальто как плащ. Она посмотрела на меня сверху вниз. Она ничего не говорила какое-то время. Затем сказала:
– Шарф.
– Что-нибудь в морском стиле, – сказал мистер Ховард.
Она помотала головой.
– Он будет выглядеть как гробовщик. Темно-красный!
Франц дал ей выбор из трех шарфов. Она перебирала их, шевеля пальцами как человек, который принимает решение, какой выбрать шоколад, затем взяла один и обернула его вокруг моей шеи. У него была такая же шелковая текстура, как и у пальто. Миссис Ховард разместила шарф так, что он висел свободно между лацканами пальто. Она посмотрела на меня снова и затем отступила назад, чтобы я остался перед зеркалом в одиночестве. Элегантный незнакомец в зеркале разглядывал меня с сомнительным, почти испуганным выражением. Теперь, когда он был вызван к жизни, он, казалось, искал какие-то признаки того, что для него припасено.
Он изучал меня, будто я держал перед ним ответ.
К счастью для него, он был не судьей. Если бы он увидел какие-то трещины в моем характере, он бы понял, в чем принимает участие, и впал бы в уныние, прежде чем эта игра бы вообще началась.
Но он не увидел ничего, что могло бы его пробудить. Он шагнул вперед, засунул руки в карманы, отвел назад плечи и вскинул голову. В его позе был какой-то напор развязности, что-то от театрального рыцаря, но его улыбка была дружелюбна и полна надежды.
* * *
Чак провел день в кино. Я встретил его на выходе из кинотеатра, и мы поехали к Пионер-Сквер. Я заставил его ждать более часа, и он беспокоился о том деле, которое все еще оставалось у нас, так что говорил немного. Было видно, что он порядком понервничал, гадая, чем я занят. Его губы сжались в тонкую линию. Он зажигал одну сигарету за другой. Вел он как-то неаккуратно, время от времени тяжело вздыхая.
Я зашел в три ломбарда, прежде чем отыскал того, кто мог бы дать мне оценку. В третьем по счету ломбарде хозяйкой оказалась женщина. С меня ростом, с жесткими светлыми волосами, колючими ресницами и гладким восковым лицом куклы. Когда я сказал, что у меня есть кое-что на продажу, она занялась товарами на задней полке. На ее красных больших руках были украшения из бирюзы. Она не смотрела на меня, ни в этот момент, ни вообще все время, пока я был в магазине.
Она хотела знать, что за вещи я продаю. Ее голос был низким и вялым.
Четыре винтовки, сказал я, а также два ружья. Ну, и пару других вещей.
– Где ты их достал?
– Мой отец оставил их для меня, – сказал он. – После смерти.
