* * *
Я полагал, что очередной патруль по прибытии на пост поначалу придёт в замешательство от необъяснимого исчезновения караульных и всех лошадей, а потому, прежде чем предпринять поиски, потеряет некоторое время, ожидая возвращения пропавших. Если патрульные найдут тела этих двух солдат, они, скорее всего, решат, что на аванпост напал какой-то вооружённый отряд с севера. И они вряд ли отважатся пуститься в погоню в Tierra de Guerra, пока не получат подкрепления и не соберут значительные силы. Таким образом, мы с На Цыпочках сможем основательно оторваться от вероятных преследователей, увозя с собой все наши приобретения. Тем не менее я двинулся не прямо на север, ибо, сравнивая положение солнца в разное время дня, понял, что мы находимся почти прямо на востоке от моего родного города Ацтлана. Если я вознамерился вербовать воинов из ещё не покорённых земель, то где лучше приняться за дело, как не там? Именно туда мы и направились.
В самую первую ночь в Tierra de Guerra мы устроили привал рядом с источником чистой воды, привязали лошадей к ближайшим деревьям (каждую на длинной привязи, чтобы они могли щипать траву и пить), развели лишь маленький костёр и поели прихваченного у испанцев сушёного мяса. Потом расстелили наши одеяла и легли бок о бок. На Цыпочках была всё ещё мрачна и неразговорчива, а когда я протянул руку, чтобы, утешения ради, погладить её, раздражённо сбросила мою ладонь и твёрдо сказала:
— Не сегодня, Тенамакстли. Нам обоим надо много о чём подумать. Завтра мы должны будем научиться ездить верхом, а мне предстоит ещё и освоить стрельбу из гром-палки.
На следующее утро мы спустили двух осёдланных лошадей с привязи, На Цыпочках сбросила свои сандалии и вставила босую ногу в болтающуюся деревянную скобу, предназначенную для этой цели. Мы оба видели немало верховых испанцев, а поэтому имели представление о том, как садиться на лошадь. Правда, чтобы На Цыпочках оказалась в седле, её пришлось подсадить, я же забрался туда, воспользовавшись пеньком. И снова лошади не возражали, очевидно, они были приучены возить на себе не одного хозяина, но всякого, кто в них нуждался. Ударив лошадь босыми пятками в бока, я побудил её к движению, а потом попытался повернуть налево и проскакать круг, чтобы не удаляться от места нашего привала.
Из предыдущих наблюдений мне запомнилось, что белые всадники вроде бы тянут за узду, чтобы повернуть голову лошади в нужном направлении. Но, когда я сильно дёрнул за левый повод, лошадь лишь искоса глянула на меня левым глазом. Примерно так смотрит школьный учитель на нерадивого ученика, давая тому понять, что он не прав или глуп. Я принял к сведению, что лошадь пытается преподать мне урок, и призадумался. Может быть, мне лишь казалось, что всадники, которых я раньше видел, резко дёргали голову лошади в ту или иную сторону? И действительно, после нескольких опытов стало ясно, что стоит легонько потянуть за узду с нужной стороны, и лошадь повернёт, куда требуется. Я сообщил о своём открытии На Цыпочках, и вскоре мы оба уже гордо восседали в сёдлах, в то время как наши кони прогулочным шагом ходили по кругу.
Потом я слегка похлопал свою лошадь по бокам, чтобы побудить её двигаться быстрее, и она перешла на покачивающуюся походку, которую испанцы называют «рысью». Это обернулось для меня ещё одним уроком. До сих пор мне казалось, что сидеть в кожаном седле, изогнутом так, чтобы вмещать ягодицы, гораздо удобнее, чем на чём-то жёстком, вроде табурета. Я ошибался. Езда в седле обернулась сущим мучением. После того как лошадь прорысила не столь уж продолжительное время, мне стало казаться, что мой копчик вот-вот пробьёт меня насквозь и вылезет из макушки. Причём то, что я подскакивал и трясся на её спине, похоже, не доставляло удовольствия и самой лошади. Она бросила на меня очередной укоризненный взгляд и замедлила шаг. Поскольку На Цыпочках испытала такие же ощущения, как и я, мы сошлись на том, что намерение скакать рысью придётся отложить до тех пор, пока мы не приобретём опыт и не привыкнем к седлу.
Весь оставшийся день мы ехали шагом, ведя остальных двух лошадей за собой, и вроде бы все шестеро были довольны этим неспешным передвижением. Но ближе к закату, когда, обнаружив водопой, мы решили остановиться на ночлег, нам обоим довелось немало удивиться, ибо у нас всё затекло, да так, что сползти с седел стоило немалых усилий. Мы не сразу почувствовали, что наши плечи и державшие поводья руки нестерпимо ноют, рёбра болят так, будто по ним прошлись дубинками, а в промежности ощущение такое, будто туда вбили клинья. А наши ноги не только онемели и дрожат от того, что мы весь день обхватывали ими лошадиные бока, но и с внутренней стороны стёрты до крови о кожаные сёдла. Мне было трудно понять, откуда взялись все эти болячки, ведь мы ехали так медленно и вроде бы совсем не напрягаясь. Оставалось лишь подивиться тому, что испанцы считают лошадь не орудием пытки, а средством передвижения. В любом случае мы с На Цыпочках так намучились и так натёрли себе зады и ляжки, что и думать даже не могли о том, чтобы практиковаться с аркебузами. И уж тем паче в ту ночь На Цыпочках не было необходимости отбиваться от моих любовных домогательств.
Однако на следующий день мы снова бесстрашно решили поехать верхом, причём на сей раз мне пришло в голову воспользоваться одеждой, которая, в отличие от наших накидок, не оставляла бы ноги голыми, чтобы они меньше натирались с внутренней стороны. Сперва На Цыпочках с отвращением отказывалась надевать хоть что-то испанское, но в конце концов мне удалось уговорить её натянуть штаны, рубаху и сапоги, не снятые с мёртвого солдата, а приобретённые мной во время службы в соборе. Они, конечно, были ей здорово велики, но всё равно очень пригодились. Сам я надел сапоги, синюю рубаху и штаны одного из солдат. Поначалу мне пришло в голову попробовать ехать на неосёдланной лошади — показалось, будто приспособиться к её спине будет легче, чем к седлу. Как бы не так! Даже когда конь двигался шагом, мне казалось, что его хребет вот-вот рассечёт меня от ягодиц до макушки. Пришлось бросить эту затею и пересесть на осёдланную лошадь.
Аййа, я не стану особо распространяться насчёт всех этих мучительных испытаний, экспериментов и ошибок, которые мы с На Цыпочках предпринимали в течение следующих нескольких дней. Достаточно сказать, что нам, нашим мышцам, коже и ягодицам, в конце концов удалось приноровиться к седлу. Надо признать, что со временем, словно в подтверждение своих давних слов, На Цыпочках сделалась гораздо лучшей наездницей, чем я, и с восторгом демонстрировала мне свою ловкость. Мне, во всяком случае, удавалось не отставать от спутницы, когда я научился, избегая мучительной рыси, пускать лошадь прямо с шага в быстрый, но не столь болезненный для седалища галоп.
К тому же, когда самочувствие наше улучшилось, я стал учить На Цыпочках заряжать и разряжать аркебузу, дав ей одну из тех, которые забрал у солдат. И надо же, к моему удивлению, она и в этом преуспела лучше меня. На Цыпочках даже со значительного расстояния попадала в цель примерно в трёх случаях из пяти, в то время как для меня было удачей угодить в мишень хотя бы один раз. Правда, моя мужская гордость была спасена, когда мы обменялись оружием и наши показатели тут же стали противоположными. Стало очевидно, что солдатские аркебузы по каким-то неведомым причинам бьют точнее той, которую изготовил Почотль. При дотошном осмотре всех трёх ружей мне не удалось выявить никакой разницы, способной объяснить сей загадочный факт, но ведь я, в конце концов, не являлся знатоком в этом вопросе. Так же, как и Почотль.
