Позволю себе привести пример из тех времен, когда я жил на холме поблизости от университета, в котором преподавал. Каждый год я брал велосипед, чтобы добираться до кампуса. На обратном пути приходилось преодолевать небольшой отрезок, идущий в гору, так что каждый день я боролся с соблазном слезть с велосипеда и пойти пешком, вместо того чтобы заставлять себя крутить педали. При выезде из кампуса у меня было твердое намерение всю дорогу не слезать с велосипеда, но в разгар подъема меня посещала соблазнительная мысль: «Не пройтись ли сегодня пешком, а на велосипеде можно будет и завтра поехать». Затем, к счастью, появляется следующая: «Что такого особенного произойдет завтра? Если я поддамся искушению сегодня, не значит ли это, что я поддамся ему и завтра, и послезавтра, и в дальнейшем?» Последняя мысль позволяла мне не слезать с велосипеда.
Этот интрапсихический прием предполагает рефрейминг ситуации. Вместо того чтобы рассматривать поездки домой как серию выборов, я начинаю видеть их как выбор между двумя сериями: всегда подниматься на холм на велосипеде или всегда идти с велосипедом пешком. Сказав себе, что мое поведение в один из дней идеально предсказывает поведение в другие дни, я запускаю внутренний эффект домино, который поднимает ставки и заставляет меня выбрать отложенную награду улучшения здоровья вместо более быстрой награды устранения дискомфорта. Обратившись к рис. VI.1, можно показать, что если мы разместим множество пар вознаграждений, идентичных А и В, на горизонтальной оси, а потом прочертим две кривые, одну для суммы кривых настоящей стоимости всех небольших вознаграждений, другую, аналогичную – для больших вознаграждений, последняя кривая окажется выше первой в момент совершения первого выбора, при условии что количество последующих выборов велико
[198]. Другими словами, в результате группирования вариант постоянного выбора большей награды может оказаться предпочтительнее варианта постоянного выбора меньшей награды. Разумеется, выбор меньшей награды сегодня и больших наград во всех будущих случаях еще лучше, но считается, что агенту не дан этот вариант в его множестве допустимых решений
[199].
Оправдано ли такое допущение? Является ли мое сегодняшнее поведение индикатором завтрашнего? В случаях, предполагающих реальный каузальный эффект, это может быть верно. Езда на велосипеде сегодня укрепит мои мускулы, так что я смогу и завтра поехать на велосипеде
[200]. Однако в моем случае я полагался скорее на магическое мышление, чем на каузальную эффективность. Подобно тому как мысль «кто, если не я?» заставляет многих людей голосовать или жертвовать на благотворительность, меня удерживала на велосипеде мысль «когда, если не сейчас?», точнее, если привести ее в более развернутом виде «В сегодняшнем дне нет ничего особенного. Если я слезу с велосипеда, то причины, заставившие меня это сделать, будут действовать и завтра и вызовут то же самое поведение. Если я сейчас не сделаю усилия, я не сделаю его никогда». При отсутствии реального каузального эффекта, однако, такого вывода не последует. Если я могу сегодня не слезать с велосипеда, но решаю все-таки слезть, я могу не слезать с него и завтра. Хотя это ложное рассуждение, оно убедительно и, как я полагаю, очень широко распространено. Оно показывает, что мы можем призвать одну форму иррациональности (магическое мышление), чтобы бороться с другой (гиперболическое дисконтирование)
[201].
Чтобы хорошо работать, такие стратегии должны быть оформлены как бинарные оппозиции: всегда делать это или никогда не делать этого. Многим людям полное воздержание дается легче, чем умеренность. Босуэлл замечал: «Джонсон, хотя и мог практиковать строгое воздержание, не выказывал умеренности ни в еде, ни в питии. Он мог полностью от них воздерживаться, но не мог потреблять умеренно». Такая же проблема возникает, когда вместо того чтобы просто ограничить потребление в каждом отдельном случае, пытаются ограничить количество случаев, когда представляется возможность себе потакать. Стратегия, заранее намечающая законный повод, легко размывается. Когда люди решают не пить вина до обеда, может получиться, что они начнут сдвигать обед на все более ранний час. Если человек взял себе за правило пить вино только в ресторане и не пить дома, он может начать чаще посещать ресторан. Кантовское правило выкуривать после завтрака только одну трубку (глава IV) не было настолько недвусмысленным, чтобы обеспечивать ему полную защиту; с течением времени он стал покупать трубки все бо́льших размеров. Когда это осуществимо, правило «Никогда этого не делать!» может оказаться единственным твердо соблюдаемым. Поскольку к еде такая политика неприменима, ожирение оказывается более устойчивым феноменом, чем приверженность к любым частным правилам.
При этом рамка с бинарной оппозицией может вызвать крайне негибкое поведение. Предположим, я сказал себе, что никогда не буду делать никаких исключений из правила ежедневно чистить зубы. В какой-то момент я остаюсь без зубной щетки и решаю пройти пять миль в метель, чтобы ее купить. Чтобы поддержать это решение, я говорю себе, что если я нарушу правило в этот раз, то вступлю на скользкую дорожку, которая приведет меня к его нарушению и по более мелким поводам, в конце концов никакого правила не останется и зубы у меня выпадут. Некоторые люди конструируют весьма изощренные системы такого рода, в которых нарушение одного правила предсказывает нарушение других, тем самым все больше поднимая ставки
[202]. Поскольку частные правила могут иметь подобный эффект, сводящий на нет их действенность, иногда даваемое ими лекарство хуже самой болезни. На языке Фрейда (глава IV), жесткий контроль импульсов, осуществляемый «сверх-Я», может нанести больший урон, чем сами исходящие от «Оно» импульсы.
