Под конец 1977 года Лемы уже были почти готовы купить участок где-то «в 40 км от Кракова»
[474], но в 1978 году им подвернулось отличное предложение. Власти выставили на продажу участок в окрестностях австро-венгерского форта 52 «Борек». Это было идеальное решение – семья могла переехать, не меняя своего окружения, просто переехав из одного дома на улице Нарвик в другой.
Лемы сразу же купили этот участок внушающих размеров – 0,27 гектара
[475], на котором могли построить дом их мечты. Эта новость пришла вместе с хорошей новостью из Рима, и сегодня об этом хранится запись где-то под фундаментами этого дома, закопанная вместе с краеугольным камнем
[476]. Она свидетельствует, что построение дома началось тогда, когда поляка выбрали Папой Римским.
В начале декабря 1979 года Лем описывал строительные работы Чепайтису. Дом тогда был на этапе между стропилами и «сырым состоянием». Лем выражал в письме надежду, что до того, как выпадет снег, удастся достичь «сырого состояния», позволяющего вести отделочные работы во время зимы. Участок был уже ограждён, а Лем купил для своих строителей фургон «Жук», «потому что с транспортом трудно было» (не забудьте об этом фургоне, если кто-то из читателей будет когда-то участвовать в конкурсе на перечисление всех машин Лема – каждый помнит о «Мерседесе», большинство знает о «Вартбурге», но мало кто слышал о «Жуке»).
Лем рассчитывал на то, что его семья в этом доме отпразднует Рождество в декабре 1981 года. К сожалению, это удастся аж через семь лет.
Первой проблемой было то, что ПНР – согласно идеологии марксизма-ленинизма – не разрешала иметь в личной собственности средства производства. Власти могли разрешить только мелкое ремесло, то есть «самозанятость». Однако существовали разные ограничения, чтобы случайно это ремесло не перестало быть «мелким», потому человек, предоставляющий строительные услуги (на всякий случай!), не может иметь в собственности фургон или бетономешалку, потому что из «самозанятого» лица он может стать владельцем средств производства, то есть эксплуататором пролетариата.
А без таких устройств, разумеется, нельзя справиться со строительными работами. Из этого следует, что все строительные услуги (как и все остальные) предоставлялись в ПНР в атмосфере моральной двусмысленности. Было заранее известно, что тот, кто предоставляет услугу, хочет кого-то обмануть: либо страну, либо клиента. Клиенту оставалось только молиться, чтобы первое, а не второе, но в случае конфликта он и так не мог обратиться в суд, потому что в первую очередь это плохо закончилось бы для него самого.
Лемам дом должен был строить некий «пан Фредзя». Он всем казался каким-то странным. Щепаньский сразу назвал его мошенником, но описал его в дневнике следующим образом: «спортсмен атлетического телосложения, моряк, хитрец, постоянно шутит»
[477]. Пан Фредзьо любил много и красочно рассказывать о том, какой красивый дом построит для Лемов, но за саму работу так охотно не брался.
Когда Лемы спрашивали пана Фредзя о расхождениях между обещанным им графиком работы и реальным положением дел или пытались разузнать какие-то конкретные сроки, то в ответ слышали только длинные монологи о личных проблемах строителя, у которого было много забот с чиновниками, кредиторами и коллегами. Вдобавок он ещё и разводился. Эти излияния он заканчивал обычно выводом, что единственный выход, который он видит, это самоубийство. Разумеется, самоубийства Лемы не хотели, потому не давили на него. Однажды Лемы, однако, прислушались ко мнению Щепаньского, что всё указывает на образ мошенника. Пан Фредзя принял это близко к сердцу. «Вот именно, похоже, я действительно мошенник», – прокричал он, после чего оказалось, что сразу после этого разговора он действительно совершил самоубийство.
Лемы остались с муками совести и недостроем, который удалось покрыть крышей только в 1980 году, однако до «сырого состояния» они не дошли даже в ноябре 1981 года
[478]. Позднее, как известно, случилось военное положение, побочным положительным эффектом которого было то, что стройка наконец сдвинулась с места.
Военное положение было последним шансом для лемовского Гориллища, чтобы сожрать ещё каких-то музыкантов. Во всей Польше заработали верификационные комиссии, которые должны были проверить, достоин ли каждый конкретный гражданин продолжать работу в этой профессии.
Племянник Лема, Михал Зых, работал на Телевидении Кракова. Как «правого» по политическим убеждениям, его, конечно, верифицировали отрицательно – так же как и других редакторов, докторов, профессоров, актёров и директоров, его выбросили с работы, и он должен был искать себе новое занятие. Его новым работодателем стал его дядя.
Старый дом отошёл бы к семье Зыхов, потому Михал Зых имел дополнительную мотивацию, чтобы как можно быстрее закончить строительство нового. После увольнения у него было не слишком много обязанностей, поэтому работа пошла быстрее. Во время редких приездов из венской эмиграции Лемы жили уже в своём новом доме. Семье там очень нравилось, и поэтому они ещё больше давили на писателя, чтобы эта эмиграция закончилась как можно быстрее – в конце концов, после написания «Фиаско» Лема уже ничто не держало на Западе.
Это была последняя книга Лема. Вольфганг Тадевальд со свойственной ему деликатностью несколько раз спрашивал у писателя, над чем он сейчас работает. Лем, однако, рекомендовал ему только то, что мы знали и в Польше, – то есть возобновлённое издание «Человека с Марса», а также книжные издания собранных фельетонов, начиная от «Sex Wars».
В 1989 году ещё могло казаться, что проблема здесь чисто техническая. Лем жаловался, что у него барахлят все печатные машинки и он никак не может купить новую, которая бы его удовлетворяла. В этот период писатели массово «пересаживались» на персональные компьютеры, но Лем пока что этого не хотел.
Он посчитал, что самым рассудительным компромиссом между традицией и прогрессом была электрическая печатная машинка, однако проблема была в том, что существовала одна-единственная машинка с польскими символами. Её производила гэдээровская фирма «ROBOTRON» (это название веселило Лема, потому что звучало так, как будто было взято из плохого science fiction). Лем просил Тадевальда купить её
[479]. Фирма «ROBOTRON», однако, вскоре перестала существовать, вместе со всей ГДР, а эти машины быстро стали не нужны, равно как и спутниковая антенна на крыше Лема – машинка требовала специальных кассет с лентой, которую уже не производили.
