Книга Лем. Жизнь на другой Земле, страница 35. Автор книги Войцех Орлинский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Лем. Жизнь на другой Земле»

Cтраница 35

Кибернетика на самом деле не оправдала возложенных на неё надежд на сведение гуманитарных наук к отдельному виду точных (об истории таких и прочих неисполненных надежд, от позитивизма до меметики, можно бы написать отдельную книгу), для тогдашнего Лема она была тем не менее очень ценной, потому что из неё чёрным по белому было ясно, что тоталитаризм не может нормально функционировать.

С кибернетической точки зрения важным элементом управления чем-либо – государством или зенитными установками – является обратная связь: что-то, что информирует власть или стрелка об исправности машины, чтобы он смог сделать нужные поправки. В тоталитаризме цензура и пропаганда работают на блокировку обратной связи. Несмотря на то, принимают ли власти правильные решения или неправильные, до неё доходят только положительные сигналы. Такая машина должна вести себя как паровой двигатель без предохранительного клапана – доказывает Филонус Гиласу. Он никогда не дойдёт до оптимальных параметров работы, потому будет работать малопродуктивно, конвульсивно, метаясь от одного кризиса к другому. Таких кризисов Лем видел в ПНР несколько, но ведь книга была написана до того, как наступил первый из них.

Климат поздней оттепели хорошо заметен в фрагменте письма Лема к Ежи Врублевскому:

«Es herrst grösste Unruhe, Smutek und Prostation (sic!) in unseren Kreisen, jeder versucht einen kleinen Weg zu finden, wo er was zu verdienen hätte, ohne aus sich eine Hure zu machen» [139], в переводе: «В наших кругах царит беспокойство, печаль и прострация, каждый пытается найти для себя какой-то приём, чтобы удалось заработать, не продаваясь, как шлюха». В другом фрагменте этого же письма Лем описывает варшавское литературное сообщество как «ein Bild von Hosenscheissen» («картина дерьма в трусах»).

Быстро оказалось, что полученные из разных журналов предложения о сотрудничестве, которые посыпались на Лема на волне популярности между 1955 и 1956 годами, оказались по большей мере воздушными замками. Проблемы начинались с того, что тексты, которые много редакций взяли бы, отрывая с руками, – такую себе «белиберду о будущем», как он выразился, – Лем совсем не хотел писать. Он хотел более серьёзно присматриваться к «культуре и цивилизации», а это вводило его в противоречия с цензурой (понимаемой здесь одновременно и как институция, и как склонность разных редакторов к перестраховке).

Сотрудничество с «Nowa Kultura» Лем, например, неформально разорвал уже в июне 1956 года. Причиной был отказ редактора Леона Пшемского издать два его текста. С крайней нелюбовью – как «хасида коммунизма с лицом несчастного онаниста» – его описывает в «Дневнике 1954» и Леопольд Тырманд. Пшемский отклонил полемику Тырманда с Калужинским по делу Хемингуэя, а из произведений Лема – статью «Человек и власть» и фрагмент «Диалогов». «Вероятно, он хотел держать меня на правах научно-технического информатора, а не парня, который добавляет головной боли ГлавРеду своими опасными ФОРМУЛИРОВКАМИ [140]», – писал Лем в письме к Сцибору-Рыльскому [141].

Потом появилась надежда на сотрудничество с другим изданием. Возможно, в какой-то альтернативной Вселенной польский литературный мир до сих пор живёт легендой самого лучшего культурного издания в истории Польши, которым должна была стать краковская газета «ŻŻycie Literackie», если бы увенчался успехом заговор, устроенный краковскими писателями осенью 1956 года. Вся интрига длилась около недели. Весьма подробно в своём дневнике её описал Ян Юзеф Щепаньский. Группа заговорщиков сформировалась 21 ноября. Кроме Лема, Щепаньского и Блоньского, в неё входили историк искусства Януш Богуцкий и театральный критик (а позже директор Старого Театра) Ян Гавлик. Можно только представить себе, какой бы журнал сделали вместе эти люди!

«Życie Literackie» начиная с 1952 года руководил Владислав Махеек, твердолобый сталинист, который в 1956 году состоял в так называемой фракции натолинцев, которые противились демократизации режима. «Он не такой уж плохой… просто хитрый и тупой», – так охарактеризовал его Лем в письме к Сцибору-Рыльскому [142]. Варшавская «Nowa Kultura», в свою очередь, состояла при реформаторской фракции так называемых пулавян. Оба названия происходят от двух варшавских адресов. Натолинцы собирались в презентабельном правительственном дворце в натолинском парке (сегодня в нём размещается Фонд «Европейский Центр Натолин»), а пулавяне проживали главным образом в элегантных довоенных каменицах на ул. Пулавской, где во времена сталинизма получили свои квартиры (что не давало покоя варшавянам, которые жили в куда худших условиях).

Интрига в «Życie Literackie» оказалась ловушкой Махеека, который в какой-то момент запаниковал – на фоне антикоммунистического восстания в Венгрии, которое напугало многих сталинистов над Вислой: ему вдруг резко понадобилось какое-то доказательство собственной либеральности. Когда он почувствовал, что в Польше в этот раз всё обойдётся без восстания, просто перестал приходить на назначенные встречи с группой «заговорщиков», которая в итоге тоже распалась – Щепаньский пишет (28 ноября 1956 года): «на последнюю встречу пришёл только Лем, Махеек не появился».

Лем был очень далёк от натолинцев, но во многом не соглашался и с пулавянами. Прежде всего – не верил в смысл улучшения существующего режима. Он так объясняет это в письме к Сцибору-Рыльскому (в этом же письме он, к слову, разрывает сотрудничество с «Nowa Kultura», хотя не прошло и года с момента приглашения его к этому сотрудничеству, которое ещё в январе так приятно «пощекотало алчность нашей Мамоны»):

«Дорогой Лешек,

шлю Глас Рассудка на твой адрес, очень неспокойный за судьбу Родины, Новой Культуры и Твою личную.

Позавчера я отправил письмо Ворош.[ильскому], в к.[отором] объясняю, почему самоустраняюсь из сотрудничества с журналом, а именно в связи с его речью и нашим с тобой разговором, который в некоторой мере очертил для меня программно-идейно-политическую линию журнала в будущем, которую я считаю в наивысшей степени вредительствующей, фальшивой, а что хуже – объективно враждебной, как говорилось в былые времена.

Продолжая линию политизации литературных журналов и превращения их в трибуну для полемик и атак со всеми сталинскими партиями, станете или становитесь объективными союзниками Натолина.

[…]


1. Социалистический эксперимент после без малого 40 лет своего существования показывает, что НЕ ТАК. Иными словами, опыт в евразийской лаборатории показал ложность допущений, а конкретнее – конструкторского плана, по которому строилась модель. Поддержание этой модели в действии требует:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация