Но сейчас, сидя на низкой кровати и прислушиваясь к голосам людей, которых я убедил присоединиться к моей безумной затее, я ощущал беспокойство и тревогу. Когда-то меня назвали лучшим продавцом, и я сумел продать свой очередной товар – крупнейший во всей жизни. Я убедил Мэтта Деймона в том, что три человека сумеют пробежать через всю Сахару. Я пообещал Кевину и Рэю, что обеспечу финансирование, что группа поддержки будет полностью готова и что Джеймс Молл не изобразит нас полнейшими идиотами. Но я не знал, так ли все на самом деле.
К тому же в нашем маршруте оставался один серьезный пробел. Мы не получили разрешения от официальных представителей Ливии и не знали, позволят ли нам пробежать через эту страну. Дон занимался этим вопросом несколько месяцев, но ответа до сих пор не поступило. Что, если мы добежим до границы и нам придется разворачиваться? И что, если произойдет что-то пострашнее, например, нас похитят или даже убьют? Зачем я уговорил всех этих людей пойти за мной в самое сердце пустыни?
Чем выше была планка, тем больше людей называли меня сумасшедшим и тем радостнее становилось у меня на душе.
Джеймс в пробковом шлеме и песочного цвета шортах выкрикивал указания, а над ним парил вертолет. Мы с Рэем и Кевином подошли к воде на усеянном мусором пляже Сен-Луи, пристанище рыбаков, коров и бродячих кошек. Зайдя в Атлантический океан по колено, мы похлопали друг друга по рукам и попозировали для фотографий. Потом мы вышли, просушили ноги и обули кроссовки. Последним делом я застегнул часы на руке, как много раз до этого, и побежал. Мохамед с Доном поехали за нами в красной «Тойоте» 4Runner с мигающими аварийными фонарями мимо сигналящих такси, запряженных лошадьми повозок, рыночных прилавков с зелеными арбузами, вокруг которых толпились женщины в цветастых платьях с корзинами на головах.
– Вы верите? Вы верите, что мы на самом деле стартовали? – кричал я Рею и Кевину, когда мы перебегали через мост, ведущий в глубь страны.
– Осталось всего 6499 километров! – крикнул Рэй.
К нам подбежал один из членов съемочной группы.
– Эй, Чарли. Джеймс хочет, чтобы вы пробежали через мост еще раз.
– Что? Серьезно?
Мы вернулись к старту.
Наконец мы выбежали из тесного города и углубились в сахель – малоплодородную зону между настоящей пустыней и влажными землями на юге. Перед нами открылась бурая равнина с акациями и кучками блеклых глинобитных хижин. Кевин прятал глаза под черными солнцезащитными очками, был серьезен и молчал. Мы с Реем бежали плечом к плечу, хохоча как дети, и махали руками каждому встречному: «Бонжур, бонжур!»
– Каир? – крикнул я сидевшим под деревом строителям, показывая на восток. – Каир? Туда?
Они недоумевающе посмотрели на нас и подняли руки в приветственном жесте.
Согласно общему плану мы должны были пробегать двенадцать часов в день, стартуя до рассвета, потом делая перерыв в полуденную жару и снова начиная забег ближе к вечеру. Предполагалось, что наша команда будет проезжать километров пять вперед и ждать нас с напитками, едой и аптечками первой помощи, устраивая нечто вроде пит-стопа, как на гонках NASCAR. Ночью они должны были разбивать лагерь.
Джеймс со всей своей съемочной группой предполагал снимать нас первые десять дней, затем еще раз присоединиться к нам в середине забега, где-то в районе Агадеса в Нигере, а потом уже под конец предполагаемого завершения экспедиции у берегов Красного моря. По крайней мере один оператор собирался сопровождать нас всю дорогу, а я мог бы снимать дополнительный материал на свою камеру.
Через сутки мы добежали до водохранилища с бетонной башней, находившегося на границе Сенегала и Мавритании. Благодаря нашей гуманитарной миссии мы до забега заручились поддержкой ООН и надеялись, что она облегчит нам пересечение границ. Но, похоже, пограничники не получили никаких распоряжений по этому поводу. Да и само зрелище – три бегуна и полдюжины людей из команды поддержки, две съемочные группы и грузовики, забитые под завязку снаряжением, – наводило на подозрения.
– Что происходит? – спросил я Дона, когда он поговорил с пограничниками.
– Почти у всех людей Мохамеда только местные удостоверения личности. Они кочевники, которые считают своим домом всю Сахару и которым не нужны паспорта.
Мавританское правительство считало по-другому. Мы сидели под обжигающим солнцем и отгоняли мух, пока Дон с Мохамедом звонили по телефону и договаривались с официальными лицами. Проходил час за часом.
– Настоящая пытка, – сказал я, наблюдая за тем, как через границу пропускают других путешественников. Мы уже отставали от графика.
Уже смеркалось, когда мавританский пограничник поднял красно-белый металлический барьер и позволил нам пройти.
– Мерси, – сказал ему Рэй.
На второй день, когда температура у поверхности достигла 60 градусов, у Кевина, самого невысокого из нас, появились признаки обезвоживания. Нам пришлось несколько раз останавливаться, чтобы Док поставил ему капельницу. Когда Кевину становилось лучше, мы бежали дальше. Затем у Рэя свело судорогой ногу, и его стошнило, так что пришлось ставить капельницу и ему. Всего за этот день, прежде чем сделать окончательную остановку, мы проделали 56 километров.
Джеймс предполагал снимать нас первые десять дней, затем в середине забега и уже под конец экспедиции у берегов Красного моря.
Еще за несколько месяцев до забега я предупреждал Джеймса и всех остальных участников экспедиции, что бегунам может стать очень плохо и будет казаться, что они чуть ли не при смерти, особенно в первые дни. С длинными забегами почти всегда так: прежде чем организм приспособится, чувствуешь, как он едва не распадается на куски. Но когда выбираешься из этой ямы, буквально с каждым шагом становишься сильнее. В этом и заключается выносливость. Все вроде бы поняли мои предупреждения, но сейчас, в самый разгар этой стадии, им стало страшно.
Честно говоря, у меня были сомнения и относительно самого Кевина с Рэем. Да, они оба были великолепными бегунами. Я видел, как упорно они преследуют свою цель в Амазонке и других местах, как стойко переносят все физические лишения, и сейчас, всего лишь на четвертый день, не понимал, почему они выглядят настолько разбитыми. Мы часами обсуждали, в чем же тут дело. Мы понимали, что еще никто до нас не испытывал ничего подобного, – и это была одна из причин, почему мы вообще решились на такое. Мне казалось, что они не до конца осознают происходящее, не чувствуют моего восторга от экстремальных ситуаций, от нахождения на грани. Я знал, что они способны на такие чувства, но не был уверен, что ощущают то же, что и я.
На пятый день, когда ситуация должна была улучшиться, Кевину с Рэем стало хуже. Во время перерыва на завтрак Док отвел меня в сторону и сказал:
– Лучше тебе их так не напрягать!
– Мы должны двигаться вперед. «Лайв Плэнет» и так уже говорит, что мы отстаем от графика.
