Пэм предусмотрительно забрала у меня чек. Мы оба прекрасно понимали, что я сделаю с десятью тысячами. Мы отложили эту сумму на покупку собственного дома. Мне исполнилось двадцать шесть лет, и пора было ставить галочку в квадратике под названием «собственное жилье». Наркоманы уж точно так не делают. Знакомый маклер, двоюродный брат моего начальника, предлагал нам хорошие варианты, но мы не могли позволить себе ни один из этих домов. Потом он однажды позвонил нам и сказал, что подыскал замечательную недвижимость: бунгало в девятьсот квадратных футов. Правда, оно располагалось под высоковольтными линиями, но Джефф уверял, что через какое-то время мы и думать забудем о тихом жужжании.
Нам этот вариант не понравился, но, поскольку рынок жилья в Монтерее был уж слишком стабильным – «пуленепробиваемым», как все выражались, – мы решили, что это неплохое вложение. Продавец согласился на наше предложение, и нам оставалось только убедить банк выдать кредит. На следующий день мы заполнили и подали необходимые формуляры. Ипотечный брокер предупредил нас о том, что перспективы у нас, со скромным доходом, небольшим стажем на текущих работах и низким первоначальным взносом, далеко не радужные. Но, пожимая мне руку, он наклонился и сказал слова, которые я часто слышал от ипотечных брокеров последующие двадцать лет:
– Впрочем, волноваться не стоит. Я подготовлю заявку как следует. Вам точно выдадут кредит.
Через несколько недель после подачи документов и проверки сведений со стороны банка наша заявка была одобрена, и я официально стал домовладельцем с большими долгами. Я почувствовал себя обязанным зарабатывать как можно больше и какое-то время продавал по тридцать и более машин в месяц. За каждую подтвержденную сделку я получал определенный процент, или бонус. Эти деньги я откладывал, надеясь когда-нибудь сделать сюрприз Пэм. Но эта заначка тяготила меня, и наконец я решился запустить в нее руку. Ведь я так усердно работал в последнее время. Неужели я не заслужил право немного выпустить пар?
У меня вошло в привычку заходить в бар «пропустить пару бокалов пива» по окончании почти каждого дня. Два бокала превращались в шесть или десять, а когда я хмелел, в моей голове просыпался голос, требующий «чего-нибудь побольше», то есть кокаина, и от этого голоса невозможно было отвлечься. Я с ним соглашался, гулял всю ночь, затем опаздывал на работу, приходя на нее все еще навеселе. Мне с трудом удавалось не терять благосклонности Пэм и своего начальника. Каждый раз, когда они начинали меня распекать, я обещал, что это было в самый последний раз. И, что самое главное, я сам в это верил. Я продолжал верить даже на следующий вечер, поднося к губам рюмку с текилой и ощущая, как с меня спадает невидимый груз.
Выходные в автомобильном салоне всегда были хлопотливым временем. Однажды в субботу я явился на работу очень поздно и пропустил еженедельное совещание. Начальник вызвал меня в свой кабинет.
– Энгл, что с тобой такое? Ты выглядишь как птичье дерьмо на камне. И пахнешь так же. Ты что, ночью выпил весь алкоголь в городе?
Я выслушивал упреки молча. Я верил, что он не уволит своего лучшего продавца и что, если я просто приму наказание, все обойдется.
– Надо бы отослать тебя домой проспаться, но ты так легко не отделаешься. Останешься тут на весь день – во дворе. На обед тоже не пойдешь. С посетителями не разговаривай. Ты хороший продавец, и мне не хочется тебя терять, но это твой последний шанс. А теперь убирайся из моего кабинета.
Несмотря на пристрастие к алкоголю и кокаину, мне каким-то образом удавалось несколько раз в неделю посещать местный беговой клуб. Во мне оставалось достаточно самоуважения, чтобы заботиться о том, как я выгляжу, а бег был самым эффективным способом держать тело в форме. Вместе со мной в группе бегал знакомый мануальный терапевт Джей. Он участвовал в нескольких марафонах и подговаривал попробовать и меня. Он знал, что я алкоголик и наркоман. Он считал, что мне нужно для мотивации и освобождения от зависимости поставить перед собой какую-то цель.
За неделю до марафона Биг-Сур я решился принять в нем участие. До этого я бегал дальше, чем на 16 километров, лишь пару раз в жизни, но подумал, что это не так уж трудно. Нужно просто не останавливаться и продолжать переставлять ноги. Пэм не верила в то, что у меня получится, но, казалось, была довольна тем, что в свою «тренировочную» неделю я перестал пить. Джей посоветовал мне не бегать за день до марафона. Я прислушался к его совету, но, поскольку делать мне было нечего, я просто сидел и волновался. В результате через несколько часов я оказался в баре на Каннери-роу и вместе со своим другом Майком вдыхал носом белые дорожки.
– Завтра я бегу марафон, – сказал я, смахивая порошок с носа.
– Ну ты заливаешь.
– Правда-правда. Мне нужно быть в пять тридцать в Кармеле, чтобы сесть в автобус, который доедет до старта.
Майк посмотрел на часы и округлил глаза.
Я посмотрел на свои часы:
– Вот гадость.
Было уже два часа ночи.
Я поспешил домой, принял душ, дважды почистил зубы и побрызгал шею и подмышки одеколоном. Проглотив несколько таблеток аспирина и запив их водой, я побежал в Кармел, чтобы успеть на автобус. 42 километра тряски по холмистой извилистой дороге едва не убили меня. Желудок выворачивался наизнанку, левая лодыжка покраснела и пульсировала – должно быть, я растянул ее ночью, – и мне ужасно хотелось в туалет. Что еще хуже, сидевший рядом со мной парень оказался слишком общительным и все время пытался поддерживать беседу. Я с трудом сдерживался, чтобы меня не стошнило прямо на него. Когда я наконец вывалился из автобуса, одетый только в майку и шорты, то понял, что такая форма не слишком подходит для утренней прохлады: было немногим выше нуля. Итак, меня тошнило, я был одурманен, испуган и замерзал.
Для освобождения от зависимости нужно было поставить перед собой какую-то цель, и я принял участие в марафоне Биг-Сур.
С годами я освоил мастерство «стратегической рвоты» и решил, что как раз подходящий момент его применить. Зайдя в кусты, я постарался очистить желудок. Мне стало лучше, и я смог запихнуть в себя банан и энергетический напиток за столом с закусками. Потом, пока из динамиков разносился государственный гимн, я немного походил вокруг и подошел к обслуживающему персоналу. Проглатывая вторую порцию напитка, я услышал выстрел пистолета и инстинктивно пригнулся. Но никто в меня не стрелял. Это, скорее всего, начался забег. А я даже и рядом не стоял с линией старта.
Я побежал по дороге и постепенно нагнал семенящую толпу из трех тысяч участников. Когда толпа немного рассосалась, я ускорил темп. Когда мы пробегали через рощу красных деревьев, сквозь туман проглянуло солнце, осветив пологие зеленые холмы впереди. Я ощущал запах алкоголя на своей коже и думал, что его чуют все вокруг. На пятнадцатом километре я пересек длинный мост, после чего начался подъем к вершине Харрикейн-пойнт длиной в три километра. Джей предупреждал меня об этом подъеме. Сильный ветер дул мне прямо в лицо. Желудок сжался, словно плотный кулак. Я добрался до вершины и пробежал по еще одному мосту. У отметки половины дистанции я остановился, чтобы проблеваться еще раз. Какой-то мужчина спросил, все ли у меня в порядке.
